Я разорвал тунику у него на груди и принялся стучать по грудине. В армии это называлось перикардиальный удар. Говорили, так можно вернуть человека к жизни, если ударить правильно и достаточно быстро. Ни разу не видел, чтобы это сработало, но я должен был попытаться. Прошло двадцать секунд, потом сорок, минута. Я продолжал стучать. Рука Энни легла на мое плечо:

– Сэм.

Я поднял голову.

Слезы текли по ее лицу. Или это был дождь. Я посмотрел на Пунита и еще раз ударил по его грудине. Бриллиантовая пуговица отлетела от туники. Она скатилась с помоста и шлепнулась в грязь у подножия колесницы Божественного Джаганната.

Эпилог

Пламя взмывало высоко в воздух, оранжевые языки рвались вверх от обугленных потрескивающих поленьев, словно унося в небеса душу умершего. Для меня это были уже третьи похороны в Самбалпуре – почти вошло в привычку. А на взгляд стороннего наблюдателя, пожалуй, именно эти похороны и стоило увидеть. Все по полной программе: принцы – одно дело, а старый махараджа – совсем другое.

Его тело привезли под звуки волынок и труб на золотом лафете, который сопровождали конные копьеносцы в изумрудных туниках и золотистых тюрбанах. Впереди процессии – непременные слоны, дюжины слонов в шелках и золоте. Они шествовали по улицам, устланным розовыми лепестками, сквозь дождь цветов, сыпавшихся с крыш, к погребальному гхату у реки, прямо напротив храма Джаганната. На этом же самом месте кремировали двух его сыновей.

Погребальный костер поджег третий сын, малолетний принц Алок, новый махараджа Самбалпура. Мальчику помогал диван Хариш Чандра Даве. Как это по-французски? Plus ça change…[87]

Даве стоял между принцем и прочими сановниками – князьями окрестных княжеств, британскими офицерами в пробковых шлемах с плюмажем, Кармайклом в визитке. Но человека, которого я хотел увидеть, там не было.

Когда пламя начало угасать, я направился во двор храма. Здесь было гораздо суше, чем в прошлый мой визит, грязь уже запеклась под солнцем. Я посмотрел в голубое небо над головой. Впервые я видел небо такого цвета в Самбалпуре. Новый пурда-мобиль стоял у стены, на том самом месте, что и прежний в то самое первое утро несколько месяцев назад, когда мы с Энни приехали сюда на старом «мерседесе». Это хорошо. Значит, мне остается только подождать.

* * *

И точно, через пятнадцать минут двери отворились и на свет выступила старая махарани Субхадра в сопровождении того самого брамина, который предложил Пуниту его последнюю еду.

– Ваше Величество, – приблизившись, приветствовал я ее.

– Капитан Уиндем, – улыбнулась она. – Рада видеть вас вновь.

Она не выказала ни малейшего удивления, увидев меня. Да и с чего бы ей удивляться? Она все знала с самого начала.

– Хорошо, что вы приехали. Мой супруг был бы рад вашему присутствию.

– Я присутствовал уже на нескольких похоронных церемониях в Самбалпуре, – ответил я. – Искренне надеюсь, что эта была последней.

– Я тоже, – согласилась она. – Новый махараджа совсем юн. Уверена, он будет править долго и счастливо.

– Под вашим руководством, Ваше Величество, безусловно, будет. Собственно, я здесь именно поэтому. Я прибыл поздравить вас с местом регента при правителе.

Махарани снисходительно улыбнулась.

– И все же мне кажется, за вашим визитом кроется нечто еще, капитан. Не проводите меня до машины?

– Ваше Величество очень проницательны, – заметил я, и мы медленно двинулись через храмовый двор. – Могу я говорить откровенно?

– От вас, капитан, я и не ожидаю иного.

Много дней я готовился к этому моменту, но когда время пришло, вдруг онемел, не зная, с чего начать.

– Принц Адир, – выдавил я наконец.

– Да?

– По общему мнению, он мог бы стать хорошим правителем…

– У вас есть какой-то вопрос, капитан?

– Неужели ему необходимо было умереть? Ну с Пунитом я еще могу понять – он был нерадивым, безответственным, – но Адир был совсем другим.

– Почему вы задаете мне этот вопрос, капитан? Вы считаете меня виновной в этих смертях? Адира убили в Калькутте, далеко отсюда, а Пунит умер от сердечного приступа в результате нервного напряжения во время Ратха-ятры. Вы сами видели, как он упал. Вскрытие подтвердило диагноз.

– Я не сомневаюсь, что именно это сказано в медицинском заключении, но я видел, как он съел подношение, предложенное вашим брамином.

Она остановилась и повернулась ко мне.

– Если вы подозреваете злой умысел, капитан, вам следует сообщить об этом. Вы должны были сделать это сразу же. Насколько я понимаю, у вас есть доказательство того, что пища была отравлена?

– Вы же знаете, что доказательств у меня нет, Ваше Величество, только стремление к истине.

Губы махарани чуть приподнялись в улыбке.

– Возможно, Божественный Джаганнат в мудрости своей решил, что ни Адир, ни Пунит не пригодны для того, чтобы править Самбалпуром?

– Возможно, – согласился я. – Но я подозреваю, что тут действовала иная сила. В ночь, когда пришел муссон, я кое-что понял. Меня осенило, что настоящим правителем Самбалпура всегда были вы. Ваш покойный муж, может, и был махараджей, но его гораздо больше привлекала светская жизнь. Думаю, он был счастлив доверить управление государством вам.

Она ласково похлопала меня по руке, и мы продолжили прогулку по храмовому двору. Сам храм величественно высился над нами. В ярком солнечном свете его мраморная резьба сияла гораздо ярче, чем в дни перед муссоном. Мне следовало уделить больше внимания этим фигурам. Ответ все время был рядом, вырезанный на стенах храма в мельчайших подробностях. Соитие божественного и смертного начал. Боги и женщины, сплетенные воедино.

– Когда ваш супруг заболел, вы поняли, что ваши дни в качестве фактической правительницы сочтены. Следующим претендентом на трон был Адир, но он был самостоятельным человеком, со своими представлениями о том, как надо управлять государством. И вы ему не мать. Будь вы матерью, возможно, могли бы влиять на его решения, но нет – он никогда не стал бы следовать вашим советам. Хуже того, он запросто мог послушаться советов своей белой любовницы мисс Пемберли.

Махарани словно бы подобралась при упоминании англичанки.

– Поэтому вы его убрали. Я долго не мог понять, почему убийца предпочел покончить с собой, лишь бы избежать ареста и допроса. Такая преданность присуща только политическим или религиозным фанатикам. Этот человек определенно был из числа преданных – на лбу у него был начертан знак шричаранам, и он совершил покушение в первый день праздника Джаганната. Но я никак не мог понять почему? Все говорили, что Адир никогда не нарушал никаких религиозных запретов. С чего бы убивать его?

И только в ночь, когда хлынул ливень, я понял. Убийца служил