Теперь, когда они стояли рядом, она чувствовала его крепкое костистое плечо, а он чувствовал ее округлое. Сколько она ни занималась теннисом, округлость плеч не исчезала.

— Я живу в этом доме. На седьмом этаже. Три крайних окна от торца. У меня две комнаты и кухня. И я люблю шоколадные конфеты с ликером.

Ее признания не понял бы только полный идиот.

Обычно он приходил в первой половине дня, наверное, с утра он был полон сил. Однажды он пришел раньше обычного, она только что вернулась после уборки кабинетов. Она тут же заварила ему чай в чашке — он не признавал заварных чайников — и присела, упираясь в жесткую спинку стула. После уборки у нее болела спина.

— Спина? — спросил он. — Болит?

— Да, — призналась почему-то она и подумала, что становится сентиментальной, раньше мужчины никогда не знали о ее болезнях. А этот спросил участливо, она и расслабилась.

Он был главным по охране. А у сантехников, теплотехников и уборщиц был другой главный. Но она-то знала, что один главный мужчина всегда договорится с другим главным мужчиной.

Через неделю ее вызвали в отдел кадров и сообщили:

— Будете менеджером по обслуживающему персоналу.

Это означало, что она становилась старшей среди уборщиц.

Теперь она не убирала, а контролировала работу уборщиц и выдавала им моющие средства.

Она сидела в своем кабинете-складе, в который заходили уборщицы, получали моющие средства и уходили на работу. Она просмотрела их анкеты в отделе кадров. Они были ее ровесницами или моложе. Все замужем, кроме трех вдов. Толстые, не причесанные, с вздувшимися венами на ногах, с плохими зубами, серой кожей, с огромными задницами. Среди них не было ни одной женщины. Они годились только как механизмы для простейших физических усилий: поднять, опустить, протереть, почистить, помыть. Она их не жалела, потому что они сдались: одни раньше, другие позже, но сегодня они уже не были женщинами.

Выдав порошки, ветошь, щетки, она пошла домой, чтобы вернуться в полночь и проверить выполненную работу.

К выходу шли служащие компании, а она шла вместе с ними, в узкой темной юбке, белой блузке с открытым воротом. И мужчины замедляли шаг, чтобы рассмотреть. Они ведь никогда ее не видели. Она шла и отмечала. Тридцатилетние проскакивали мимо, но сорокалетние останавливались, чтобы посмотреть ей вслед. Один из пятидесятилетних начальников разговаривал с молодым менеджером и, увидев ее, прервал разговор, пошел за нею. Потом сообразил, что она, вероятно, служащая компании, никуда не денется до завтрашнего дня, и вернулся обратно.

Продержусь еще несколько лет, а вечных женщин не бывает, она подумала об этом почти спокойно.

Говорят, что мозг женщины похож на компьютер. Если она сосредоточена на решении какой-то задачи, то обязательно ее решит, перебрав сотни комбинаций. В этот момент я решала, где заработать денег, чтобы купить летние туфли и несколько платьев, потому что, если одну и ту же одежду носишь несколько лет, мужчины перестают обращать на тебя внимание, а это усиливает комплекс неполноценности.

Одной моей подруге повезло. Дед оставил ей в наследство старую «Волгу», и подруга договорилась с соседом, что он вечерами после работы будет выезжать на этой «Волге» на подработку, а доходы они будут делить пополам. Частный извоз оказался прибыльным делом: после вычета стоимости бензина и ремонта у подруги в месяц оставалось еще пять ее зарплат — она, как и я, работала библиотекарем.

— Как ты до этого додумалась? — спросила я.

— Очень просто, — ответила подруга. — Надо знать, что любит мужчина, и дать ему это. Все мужчины любят автомобили, мой сосед тоже, но на свою инженерскую зарплату он никогда машину не купит. Я ему дала возможность ощутить скорость и при этом зарабатывать деньги.

— А что еще любят мужчины? — спросила я.

— Оружие, — ответила подруга.

Оружие мне не подходило. Если бы я жила на севере, то, наверное, купила бы суперсовременный автоматический карабин и послала бы мужчину охотиться на соболей, но я жила в Москве. Однако возможность использования любви мужчин к механизмам для зарабатывания денег я запомнила.

Однажды, когда я была у родителей, к отцу зашел попрощаться его коллега по университету профессор математики, которого пригласили читать лекции в Принстонский университет. Моего отца-профессора никуда не приглашали, он читал курс истории религии, а по религии у американцев хватало своих специалистов. Я не вслушивалась в их разговор, но когда профессор спросил у отца, нет ли у него знакомого, который дешево купит его десятилетнюю «шкоду» в хорошем состоянии, мой компьютер выдал мне в сотые доли секунды нужную комбинацию.

— За сколько? — спросила я.

— Семьсот долларов.

— У меня есть такой знакомый.

— Тогда пусть забирает завтра, — сказал профессор. — Я уезжаю через пять дней.

Двести долларов у меня были, двести, я знала, отложены у матери на черный день, еще сто я могла занять у своей подруги, остальные я должна найти за день, максимум за два.

Но эти двести долларов мне не удалось одолжить ни у кого. Я позвонила профессору, наврала, что покупатель заберет машину через день. Я протянула еще двое суток, приехала к профессору и выложила пятьсот долларов.

— Это все, что у меня есть. Остальные я смогу передать через два месяца с приятелем, он едет в Америку в командировку.

— Машину покупаешь для себя? — спросил профессор.

— Да, — призналась я.

На его «шкоде» мы доехали до ближайшей нотариальной конторы, профессор выписал мне генеральную доверенность с правом владения и продажи. Выйдя из конторы, он протянул мне связку ключей от машины и, не сказав ни слова, пошел к метро. Я завралась, подставила его, и он меня вычеркнул. На его месте я поступила бы так же.

Я закрыла машину и поехала домой. Я торопилась, боясь, что машину угонят, пока я вернусь за ней с Глебом. Я не сомневалась, что он пригонит машину к дому. Мы жили в соседних подъездах. Его сестра считалась как бы моей приятельницей. От нее я знала, что Глеб работал водителем автобуса, но уволился, потому что не мог пилить по восемь часов с одной и той же скоростью по одному и тому же маршруту. Глеб был классным водителем, но не имел своего автомобиля, он был классным механиком, но не имел своей автомастерской, потому что у него не было денег на аренду помещения и приобретение оборудования для ремонта. Сейчас он был без работы, чинил машины жильцов дома, а вечерами пил с местными алкоголиками в сквере возле магазина. Жил он с отцом, матерью, сестрой, ее дочерью и мужем в двухкомнатной квартире. На ночь ему ставили раскладушку в комнате родителей. Мы с ним почти ровесники, когда я училась на первом курсе института, он заканчивал школу. Высокий, худощавый, гибкий и быстрый, такие в кино играют мушкетеров, он мне нравился, пока не зажал в подъезде и не попытался стянуть с меня трусики. Пришлось ему дать коленкой между ног. Он обиделся.