Но в левой стене арочный проход, там угадывается другой зал, и если первый словно вырублен внутри каменной горы, второй выглядит живее, но запущеннее.

На стенах толстые сухие плети винограда, листья жухлые, давно мертвые, зато удивительно ровный как зеркало пол предельно чист, ни единой соринки, вымощен настолько плотно подогнанными плитами, что не усмотреть ни малейшего зазора…

В центре пола странные знаки, я увидел нечто вроде знака вечности, бесконечного пространства и много чего еще, хотя это, скорее, переведенные в геометрию пятна Роршаха.

А за вторым и третий зал, почти такой же, как и второй, только узор на полу еще вычурнее. В слабом свете я рассмотрел вдоль стены роскошные светильники.

Предостерегающего холода не чувствую, так что пошел вдоль стены, рассматривая странные рисунки, барельефы, колонны в виде то ли атлантов, то ли химер, прикинувшихся людьми, больно мускулистые, это уже чересчур.

Я скосил глаза на свой бицепс, решил, что изображены точно химеры.

Рядом ярко вспыхнул свет, я быстро повернулся, на ближайшем ко мне треножнике уже горит с полдюжины свечей. Пламя поднимается одинаково ровными желтыми ромбиками, высвечивает в этой части комнаты узор на стене и шестиугольные плитки красновато-черного цвета на полу.

Медленно пошел вдоль стены, а на переходе из ярко освещенного пятна в полутьму вспыхнули свечи на соседнем треножнике. Я кивнул, понятно, двинулся дальше и уже не удивился, когда осветилось дальше, а потом и дальше.

Посреди комнаты длинный стол не на двенадцать, а как минимум на двадцать четыре персоны, да и то должны сидеть, широко расставив локти. Стулья, кстати, и расставлены с таким расчетом, словно для врагов, которые не терпят никого рядом.

На столе горы жареного мяса, птицы, фрукты и овощи, все в таком количестве, что не видно самих блюд, но не сомневаюсь, что они из серебра, а то и вовсе из золота.

- Нехило, - проговорил я, голос прозвучал странновато в этом непонятном зале, - даже совсем нехило… для такого захолустья.

Светильник на столе приглашающе вспыхнул, через секунду загорелся соседний, затем дальше и дальше, пока весь стол не оказался освещен во всем своем великолепии.

Я посмотрел на блюда, в желудке квакнуло, но я не животное, чтобы набрасываться вот так сразу, раньше читали молитву, чтобы доказать свою сдержанность, а сейчас моют руки, во всяком случае посещают туалетную, потому я прошелся вдоль стола, рассматривая яства, все приготовлено только что, от жареного гуся - куда же без него! - поднимается сладкий пар, безумно вкусно пахнет умело поджаренная оленина, дальше мелкие и полумелкие птицы, рыба, красные туши крупных раков на зеленых листьях, а в самом конце пирамиды из сладких пирожков с румяной корочкой.

Я остановился у горы крупного спелого винограда, отщипнул пару крупных виноградин, оглядел, отправил в рот. Сок свежий и сладкий, только что с лозы, где та впитывала всю щедрость солнц.

Сорвав еще ягод, я сказал благосклонно:

- Впечатляет!… Хотелось бы увидеть и поблагодарить хозяина за такое прекрасное представление…

Стена в трех шагах от стола угрожающе вздулась, выдвинулось исполинское лицо размером от пола до потолка, вполне человеческое, хотя каменная кладка расчерчивает его на ровные квадраты.

Страшные глаза уставились на меня в упор, тяжелый голос прогрохотал:

- Представление?

- Ну да, - подтвердил я. - Не думаю, что вы все это съедите. Или у вас орава голодных гостей?

Жуткое лицо продолжало таращиться на меня огромными глазами, я улыбался, стараясь не показывать, до чего же мне уже страшноватенько.

Громовой голос наполнил собой весь зал:

- Почему не ешь?

- Вообще-то не умираю с голода, - ответил я с достоинством. - Я не щенок, которого подобрали на дороге и первым делом стараются покормить. Другое дело, с хозяином, чтобы и покушать, и поговорить. Атам слово по слову, хвостом по столу…

Лицо некоторое время оставалось неподвижным, затем каменные губы задвигались, голос прогрохотал:

- Тогда продолжай путь.

- В какую сторону? - спросил я.

- Все остальные дороги для тебя закрыты, - сообщил голос.

И хотя подтекст прозвучал пугающе, но я посоветовал себе не трусить заранее, пошел дальше, не забывая все оглядывать, словно принимаю по переписи.

Возле выхода в следующий зал на постаменте большие песочные часы, а на малом столике у окна еще одни, поменьше.

Последние песчинки истончающейся струйки песка упали на конусообразную горку, и стеклянная конструкция быстро перевернулась.

Песок снова потек непрерывной струйкой на пустое пока что стеклянное дно. Я скосил глаза на огромную клепсидру, там явно переворачивается раз в сутки, если не в неделю. Хотя нет, это не клепсидра, та же с водой, а тут везде песок…

В зале, что открылся следующим, с потолка свисает чудовищно огромная люстра, вся в свечах, но там все они настолько облеплены воском, словно их сто лет уже не меняли, хотя, признаю, так даже красивше, по-домашнему уютнее.

Дальше через зал выход на балкон, внизу еще зал, куда роскошнее этого, явно для бальных танцев или приемов, справа и слева вниз ведут широкие каменные лестницы с широкими поручнями, где каждая балясина - произведение искусства, хотя и непонятно, что там изображено с такой виртуозностью и тщательностью.

Я соступил на первую ступеньку, однако лестница мягко и неторопливо выгнулась вверх. У меня на мгновение закружилась голова, слишком уж легко массивная каменная структура поддалась изменению, но под подошвой все так же твердо, я собрал волю в кулак и пошел наверх.

Каменное лицо снова появилось в стене напротив, глаза уставились на меня с интересом.

- Ну как?

- Неплохо, - ответил я. - Конечно, я бы предпочел, чтобы ступеньки сами несли меня к цели… Привык, знаете ли, к удобствам. Но я понимаю, когда заходишь в чужой дом, свои привычки нужно оставлять у порога.

Каменное лицо на несколько секунд застыло, а голос пробормотал как далекий гром:

- Ступеньки… чтобы двигались… и несли? Это что за глупость?… Хотя решаемо… если поработать…

- Ну вот, - сказал я добро, - рад, что помог! Я во-обще-то Помогатель. Особенно когда не просят.

Лестница привела в зал, где вдоль стен роскошные сундуки, то ли выкованные из золота, то ли просто покрытые золотыми пластинами со всех сторон, а на крышках еще и россыпи крупных драгоценных камней в затейливых оправах.

Целый ряд сундуков, замки висячие, массивные, усыпаны мелкими камешками, когда рубинами, когда изумрудами. Все по мере того, как я медленно шел вдоль ряда, с мелодичным звоном отщелкиваются и повисают, раскачиваясь на выдернутой дужке, но я, все замечая, ни к одному замку не прикоснулся.