Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все вы сбились с пути, но ты самый заблудший.
— Да, мы сбились, — сказал Нумеон наконец и попытался встать, но сил не оказалось. Ему хотелось схватить молот, надеясь на прилив уверенности, на очередное чудо, но таинственные силы печати благоразумно не проявлялись в присутствии примарха.
Магнус смотрел на него сверху вниз, как король смотрит на раба, как человек смотрит на насекомое.
— Помоги нам, — взмолился Нумеон, осознав, что он должен убедить примарха, в какой они беде. — Помоги моему отцу, своему брату.
Магнус улыбнулся, но улыбка вышла кривой и больше походила на хмурую гримасу.
— Ты веришь, что я могу?
— Да.
— А может, я призрак, осколок, выдумка, порождение твоего беспокойного разума?
— Вы выглядите таким же реальным, как я и как мой отец. — Нумеон показал на святилище.
Магнус выпрямился, для чего ему пришлось тяжело опереться на посох.
— Вулкан. — Он сощурился, и на лицо легла паутина морщинок. — Ты хочешь вернуть его.
Нумеон вздернул подбородок. Огромным усилием воли он поднял руки и снял шлем. Он хотел посмотреть Алому Королю в глаза, заявляя:
— Вулкан жив.
Лицо примарха потемнело еще сильнее, но от грусти, а не гнева.
— Он мертв. Вулкан мертв.
— Нет, — яростно замотал головой Нумеон. — Я отказываюсь это признавать. Я отказываюсь…
— Ты отказываешься? — прогремел Магнус, нависая над коленопреклоненным Саламандрой. — Это не просьба. Мой брат погиб, его разум исчез, его сущность распалась. Вы везете труп, и только.
Нумеон хотел ответить агрессией, вонзить свой клинок в это лживое создание, но он понимал, что его жизнь оборвется в тот миг, когда он поднимет руку.
— Он жив, — сказал он вместо этого.
— Ты веришь…
— Вы тоже, иначе зачем вмешиваться? — Нумеон указал на застывших, как статуи, сирен.
Магнус опять уменьшился, приняв сгорбленный и усталый вид, и посмотрел на одно из существ.
— Маленькие демонетки… — Злой взгляд задержался на сиренах. — Это нерожденные, пустые оболочки, жадные до душ, гнусные порождения черных эмоций. Их создали смертные — их и все, что было до них и будет после. Я видел в Оке такие чудеса…
— Я не понимаю.
Магнус перевел свой зловещий взгляд на Саламандру. Он совсем не походил на того блистательного примарх а, о котором рассказывал Вулкан, но оставался надменным и грозным.
— Не многие понимают, кроме моего отца и меня. — При упоминании Императора лицо Магнуса дрогнуло от какой-то затаенной боли. — И, возможно, Лоргара, хотя мой брат имеет склонность браться за то, что ему не по силам.
— Нет, — ответил Нумеон. — Я не понимаю, почему вы здесь. Если вы хотите покончить с нами, так покончите. Но Магнус, про которого мне рассказывал отец, был мудр и благороден.
— Твой отец, значит? Думаешь, он знает меня, мою душу? Я-то его душу знаю.
Лицо Магнуса вдруг начало меняться, словно какая-то невидимая рука лепила его заново из глины, подчиняясь воле примарха. Хрупкое стало плотным, охровая плоть потемнела до цвета оникса. Сгорбленная спина выпрямилась. Конечности утолщились и стали сильнее. Кости захрустели, будто ломаясь и перестраиваясь.
Загрязненная, поврежденная броня засверкала, как новая. Следы времени исчезли, и патина на бронзовых пластинах превратилась в яркий блеск. Из наголенников выступили позолоченные края, как лепестки, раскрывающиеся на солнце. Рваная ткань плаща стала прочной чешуйчатой кожей. Грива красных волос, тонких и неопрятных, исчезла, втянувшись в продолжающий темнеть череп.
Примарх, склонивший голову и дрожащий всем телом, превращался в мифического Протея, но превращение шло тяжело. Грузовые отсеки не наполнялись светом трансформации — только болью слабого, сломленного существа, становящегося крепким, свободным от злости воином.
Последними были глаза. Нумеон не видел их, пока протеец не завершил свои мучительные преобразования и не ответил на его испуганный взгляд.
В глазах полыхал огонь, лишивший Нумеона дара речи.
— Ты искал меня, сын мой, — произнес Вулкан, выпрямляясь в полный рост.
Невероятным усилием воли Нумеон справился с оцепенением и заставил себя подняться.
Он отступил на шаг, глядя на Владыку Змиев.
— Жестокий обман, — выдохнул он, отказываясь думать о том, что подразумевало появление этого фантома. Неужели можно так легко создать копию его отца? Возможно, его обманывали раньше? — Ты не он… — Он попытался заглянуть за примарха, туда, где должен был лежать его настоящий отец, но не увидел ни святилища, ни саркофага. — Это ложь…
Вулкан метнулся к нему так быстро, что Нумеон едва успел это осознать, прежде чем вокруг горла сомкнулась рука в чешуйчатой латной перчатке.
— Ложь, значит?
Голос был глубоким и злобным, тон принадлежал Вулкану, но не слова. Он оскалился, демонстрируя драконьи клики. На шее выросла черная чешуя, закрывшая клейменные метки.
Он поднял Нумеона в воздух, сдавливая горло прямо через доспехи, и Нумеон начал задыхаться.
— Вот как ты встречаешь отца, вернувшегося из мертвых? — Вулкан моргнул, и глазное яблоко накрыла мигательная перепонка.
Пальцы на горле Нумеона сжались с такой силой, что ему едва удалось ответить:
— Ты не… мой отец.
Глаза Вулкана загорелись ярче, превратились в горны ярости. Из-за губ выскользнул раздвоенный змеиный язык, пробуя воздух.
— Неужели? Я так сильно изменился, Артелл? Ничто не возвращается в прежнем виде, так ведь говорит Круг огня.
На периферию зрения начала вползать темнота, предвещая потерю сознания. Нумеон изо всех сил пытался продержаться еще хоть немного.
— Ты не он… Я даже… не уверен… что ты Магнус…
Хватка на горле Нумеона тут же исчезла, и его отпустили. Он рухнул на палубу, тяжело дыша и срывая горжет.
Примарх горько рассмеялся. Он опять уменьшился, сгорбился и постарел, драконья броня мгновенно покрылась грязной бронзой и зеленым оксидом. Оникс пошел трещинами и сполз, как змеиная кожа, обнажив воспаленно-красный слой.
Волосы отросли, конечности усохли, и перед Нумеоном вновь оказался измученный Магнус.
Согнувшись, так что тусклые волосы частично закрыли лицо, он уставился на Нумеона.
— Как получилось, что ты, Саламандра, дожил до этого момента, а мой брат со всеми его дарами — нет?
Он опять засмеялся, но на этот раз Нумеону послышалась печаль.
— Вулкан будет жить. Я верну его.
С губ Магнуса сорвался резкий, безрадостный смешок.