Когда Карл пришел в себя, Хидер все еще держалась за него, по ее телу волна за волной пробегали последние судороги оргазма. Задыхаясь от счастья, она срывающимся голосом твердила одно и то же:

– Я люблю тебя... люблю тебя... люблю...

Он мягко развел ее руки и освободился. Лег рядом. Хидер была настолько опустошена, что сама и двинуться не могла. Он подставил плечо под ее головку и только тогда заметил, что Хидер плачет. Он повернул голову и вопросительно посмотрел на нее. По щекам девушки обильно катились слезы.

– Скажи, Карл, – неожиданно ясным и звучным голосом спросила Хидер, – мы все умрем?

– Да.

* * *

Я позволил себе только краешком глаза, на какую-то крошечную дольку быстрого времени взглянуть на них, лежащих рядом в постели.

Явиться сюда в такое время – это конечно же проявление слабости. В том не было необходимости, а раз так, значит, я сплоховал. Один из наших постулатов гласит: если уж ты решил совершить деяние, помни – твое решение может быть правильным или ошибочным. Третьего не дано.

С другой стороны, мы все играем. Играем всю бесконечность жизни, а в игре нельзя без ошибок. Скучно без них. К тому же Камберу Тремодиану и в голову не могло прийти искать меня в этом массивном, подвешенном к каким-то несуразным столбам здании. Они называют их несущими конструкциями. Насколько поэтичен сам оборот «несущие конструкции», настолько же нелепо исполнение. Он знал, что я непременно побываю там – это был факт или временной инвариант, – но не мог знать когда. Моя временная линия, занесенная в Библиотеку перемещения всех предметов и явлений во Вселенной, давала повод предположить, что я непременно загляну в это чудовищных размеров здание. Это неизбежно, и он должен был ждать моего появления, но никак не в следующий после нашей последней встречи миг, тем более что мои следы мгновенно затерялись в Библиотеке, вращающейся вокруг черной дыры в центре нашей Галактики. Я проник туда через тридцать второе столетие и там же, по всей вероятности, скончался.

Кому по силам проследить такой заковыристый маршрут? Не знаю, но уж точно не Камберу Тремодиану!

Я не оправдываюсь. И не уверен, что именно такой ход рассуждений привел меня в этот, как они его называли, Комплекс, чтобы взглянуть на Хидер и Карла Ка-станавераса.

Может, все дело в том, что ему суждено погибнуть и смерть его будет героической и отнюдь не бесполезной?

Но какой же безвременной...

Что ж, если я рассчитывал обрести здесь вдохновение, мне не суждено было его найти.

Я вышел в сад и покорился своей судьбе. А Карла и Хидер оставил покориться их собственной.

В воздухе раздался легкий хлопок, и поминай меня как звали.

Такие дела, читатель.

Воскресным утром толпа у ворот Комплекса увеличилась до десяти тысяч. Протестующие демонстранты заполнили все соседние улицы, все промежутки между домами на протяжении нескольких кварталов. Они вели себя настолько шумно, что во всем Комплексе не оставалось уголка, где можно было побыть в тишине. Во второй половине дня второго июля лозунги пикетчиков изменились. Раньше они постоянно требовали: «Долой геников! Смерть уродам!» – теперь же громко и требовательно провозглашали: «Америка, Америка, Америка!» Служба охраны, не спрашивая дополнительных указаний, разместила в здании резервный отряд. Двадцать пять хорошо обученных и вооруженных бойцов.

В здании между тем, казалось, ничего не замечали. Дети все так же играли во внутреннем дворике, купались, нежились на солнышке. Те, кто постарше, очень редко выходили в парк. Здесь охранников не было. Карл, прикинув все возможные варианты, решил, что они там и не требуются. Вооруженные автоматами Джонни, Эйри, Мэнди и Tea были расставлены по периметру, чтобы пресечь любую попытку окончательно свихнувшихся пикетчиков перелезть через ограду. По всем крышам теперь там и тут замечали вооруженных людей, которые тоже наряжались демонстрантами, даже таскали с собой плакаты и разрисованных кукол, но большие лазерные карабины не спрячешь. Крики особенно действовали на нервы тем телепатам, чья психологическая устойчивость оставляла желать лучшего. В первую очередь это касалось Джонни. С другой стороны, Карл просто изумился, обнаружив, с каким спокойствием относилось практически все юное население Комплекса к шуму на улице. Они все, исключая Карла, полагали себя некой единой личностью, храбро противостоящей нападкам. Девять месяцев они слушали эти вопли, и ежедневное напряжение, казалось, вовсе не утомило их. В последнюю неделю погода сыграла с обитателями Комплекса злую шутку – туман густым слоем лежал над городом, причем особенно плотные его скопления наблюдались как раз в этом, прилежащем к океанскому побережью, районе. И все равно дети не теряли присутствия духа.

В отличие от Джонни.

Он, пытаясь отвлечься, часами просиживал у Дженни или подыскивал себе какое-нибудь полезное занятие внутри здания. Она, в свою очередь, давала интервью за интервью, почти без задержки принимая любого журналиста, жаждущего добыть информацию. Репортеру следовало только дождаться своей очереди. Карл постоянно находился в офисе и занимался тем же – искал поддержку у общественности. К сожалению, Джонни лучше, чем кто-либо другой, умел читать мысли Карла. Так продолжалось до того утра, когда телепаты опубликовали обе записи – беседу с Джеррилом Карсоном и Генеральным секретарем Амньером, а также последнюю исповедь Сандоваля. Это случилось через несколько дней после того, как «Электроник таймс» получила от игрока в Сети, назвавшегося Ральфом Мудрым и Могучим, подтверждение, что в толпе, беснующейся перед Комплексом Чандлера, присутствуют штатные сотрудники Миротворческих сил из Нью-Йоркского отряда. Теперь имелись неопровержимые доказательства, что вся эта разнузданная кампания если и не инспирируется, то находится под полным контролем советника Джеррила Карсона, отвечающего за Нью-Йоркский столичный округ и являющегося Председателем контрольного комитета, которому подчинялись Миротворческие силы.

Тем же памятным утром Малко Калхари дал интервью репортеру «Ньюсборда». Они разговаривали в палате, где лежал Малко.

* * *

За своим рабочим столом оцепенело застыл Амньер.

Напротив него, также не двигаясь, сидел Шарль Эддор. Их разделяла непомерно широкая полированная столешница.

Наконец Эддор произнес:

– Нет, мсье, призывы к вашему отстранению от должности – это несерьезно. Вне всякого сомнения, голосование по вотуму недоверия определенно провалится.

Я полагаю, если я буду с вами, вам нечего беспокоиться насчет нового срока. Можете полностью на меня рассчитывать.

Амньер ответил тихо, но очень внятно и внушительно:

– Скорее всего ты прав. Нашел Карсона?

– Нет. Его офис не отвечает. Полагаю, что советник решил, будто вы хотите бросить его на съедение волкам. В его положении, – задумчиво добавил Эддор, – для него будет лучше всего взорвать себя где-нибудь в укромном местечке, прежде чем Кастанаверас отыщет его.