Современные военные критики часто утверждают, что Ганнибал был неспособен вести осаду. Как пишет английский военный историк генерал-майор Дж. Ф.Ч. Фуллер: «Он мог приспособиться к любым обстоятельствам, кроме одного — осадных действий». Однако очень сомнительно, чтобы Ганнибал когда-нибудь собирался превратить свою исключительно полевую армию в осаждающую силу, действующую из окопов с боевыми механизмами. Он захватил достаточно большое количество этих механизмов у римлян, однако это была форма сражений, в которой превосходство было у его латинских врагов, что было доказано Марцеллом при Ноле. Во всяком случае, Ганнибал стал хозяином большинства городов Южной Италии другим путем, не положив при этом жизни своих людей у каменных стен. Современные критики не могут понять, что против Карфагенянина всегда выступали более сильные армии. «Его армия была не столько многочисленна, сколько прекрасно знала свое дело» (Полибий). Он старался выманить своих врагов на открытые пространства, где могла маневрировать его непревзойденная кавалерия. Но это до тех пор, пока он не перешел к обороне (после 207 года до н. э.) на нагорье Бруттия. Его великий противник, Сципион Африканский, старался не оказаться притиснутым к линии осады в Утике и отказался приближаться к стенам Карфагена. Сталинград — лишь один из многих примеров, когда сильная оккупационная армия не смогла справиться с городом.

Что касается Сципиона Африканского, который как тактик не уступал Наполеону, он тем не менее учился стратегии у Ганнибала. Фактически, чтобы победить Ганнибала, Римское государство должно было прибегнуть к тотальной мобилизации и к методам, свойственным империи, в которую это государство вскоре превратилось. Сципион был предшественником Суллы и Гая Юлия Цезаря. В этой своей эволюции римляне следовали скорее карфагенским, чем македонским методам, но закончили не так, как Ганнибал. Для него война не была конечной целью. Он боролся за сохранение Карфагена.

«Карфагеняне боролись за самосохранение и суверенность Африки, римляне — за верховенство и мировое господство» (Полибий).

Нам остается только представить, что было бы, если бы римляне приняли условия мира после Канн или если бы карфагенский флот был способен господствовать на морских путях. Единственный ключ к такому миру лежит в недолгом правлении Ганнибала народами Испании, и мы располагаем только отрывочными данными об этом. Очевидно, он предоставлял все больше власти иберийским принцам юга и востока. Испания могла приветствовать местную автономию под властью карфагенской торговой империи. Разведка Атлантического побережья была бы ускорена при контроле над островами Западного Средиземноморья (Порт Магон на Минорке до сих пор носит имя Магона), в то время как получили бы независимость лигурийцы и цизальпинские галлы. Капуя стала бы столицей Южной Италии, населенной преимущественно греками. И возможно, Этрурия и Самний были бы освобождены в противовес римскому Лациуму. Сколько времени просуществовало бы такое положение дел — другой вопрос. Вероятнее всего, все кончилось бы после ухода из жизни Ганнибала. Он предупреждал карфагенян, что их империя не сможет продержаться долго за счет одной только торговли.

Жизнь Ганнибала — это и предупреждение современному миру. Оно заключается в том, что война не должна быть огромным конфликтом между техническим мастерством и накопленным оружием разрушения. Независимо от ее механизмов, война нивелирует людей и их интеллект. Она никогда не переставала быть искусством, в котором может появиться высочайший мастер своего дела и совершить переход через Альпы, чтобы одержать победу над силой денег — и людей — и оружия. Никакое богатство не может сравняться с превосходством ума. В 219 году до н. э. Римское государство было готово к войне в обычной форме, а карфагеняне — нет. «В том, что выпало на долю и римлян, и карфагенян, были вина и воля одного человека — Ганнибала».

Delenda est Carthago[3]

Ганнибал отдалил разрушение Карфагена на пятьдесят лет.

Рассказ о том, как это произошло, должен стать эпилогом его жизни. Потому что, начиная от условий, впервые предложенных Регулом в Африке, до окончательного решения Катона и его партии в Риме более века спустя, прослеживается одна цель, и тщетно полагать, что сын Гамилькара не знал об этой цели — положить конец существованию его города. Здесь приводится лишь короткая хронология тех шагов, которые предпринимали римляне.

Мирный договор 201 года до н. э., навязанный Сципионом и принятый Ганнибалом, обещал, что городу Карфагену «как другу и союзнику Римской республики» не будет нанесен ущерб и что его границы по состоянию на 218 год до н. э. будут сохранены, но при условии, что Карфаген не станет воевать в Африке без согласия сената. Карфагену было предложено выплатить контрибуцию до истечения срока выплаты за прошедший год. Такое предложение было отклонено. Соответственно последний платеж Риму был осуществлен в 152 году до н. э.

В 167 году до н. э. в Македонии закончилось последнее результативное сопротивление римскому правлению. В 155 году до н. э. в Далмации — то же самое. В 154 году до н. э. было завершено постепенное покорение лигурийцев, а 40 000 уцелевших удалены с их земель. Сопротивление в Испании, разгоревшееся в 154 году до н. э., угасло после уничтожения всего мужского населения Лузитании (на Атлантическом побережье — нынешняя Португалия) преторами Лукуллом и Гальбой после того, как жители сдались на том условии, что будут просто изгнаны со своих земель.

В тот момент, когда Рим получил последнюю контрибуцию от Карфагена, положение народов Западного Средиземноморья (за исключением Испании) очень напоминало то, с которым столкнулся Ганнибал в Новом Карфагене в 219 году, до н. э.

Полибий пишет: «Народы, которые сдавались на милость римлян, сначала отдавали свои земли и города, в которых жили; потом сдавались сами, мужчины и женщины, их водные пути, их порты, храмы и гробницы, так что римляне становились абсолютными хозяевами всего, что у них было, а сами они больше ничем не владели».

Карфаген честно выполнил условия договора 201 года до н. э., даже предложил некоторое количество кораблей и денег, чтобы помочь своим римским «друзьям и союзникам» в борьбе против Антиоха, при жизни Ганнибала. Теперь Карфаген нарушил один пункт этого договора, собрав армию, чтобы оказать сопротивление постаревшему Масиниссе, который вторгся в пределы карфагенской территории. Семь раз перед этим карфагеняне взывали к сенату, прося его стать посредником между ними и приближающимися нумидийцами. Римские комиссии, которые посылались в Африку, обычно благосклонно относились к этому царю, территория которого теперь значительно превосходила территорию Карфагена (несмотря на мирный договор 201 года до н. э., согласно которому границы Карфагена должны были оставаться неизменными). Попытка карфагенян оказать вооруженное сопротивление нумидийцам провалилась.

Вслед за этой новая комиссия направилась из сената в Африку. В ее составе был Катон. Бывший цензор и аскет заработал некоторую военную славу, участвуя в подавлении испанского сопротивления (очевидно, разделяя заверения Сципиона Африканского в преимуществах римского правления), и увеличил свое богатство за счет строительства судов и торговли рабами в Делосе. Теперь он по-новому взглянул на Карфаген, поняв, что он снова процветает, расширив заморскую торговлю в соперничестве с Римом. Говорят, что Катон сказал: «Карфагеняне всегда будут в безопасности, пока один из их флотоводцев сможет запускать руку глубоко в море». Он показал сенаторам свежий финик, доставленный за два дня из Карфагена в Рим, и объявил, что этот город опасен. Он повторил свое «Delenda est Carthago».