Лидия принесла чай – такой горячий и крепкий, что он без труда сошел бы за суп. Помявшись, я вытащила из чемодана маленький сверток и протянула дочери.

– Ух ты! – воскликнула она, разворачивая майку со стразами, которые блеснули в потемках. – Кельвин Кляйн! Потрясающе!

Ее радость при виде кричащей отделки топа была для меня как бальзам на душу.

Вскоре Лидия пожелала мне спокойной ночи, поцеловала и сказала, что я могу стучаться к ней в любое время, если мне что-нибудь понадобится. Оставшись наедине со своими мыслями, я с улыбкой прислушивалась к электронному пиканью, доносившемуся из ее комнаты. Даже в далеком монастыре Лидия не изменила своим привычкам: забывала включить будильник и неловко спотыкалась о раскиданные вещи. От этой мысли мне становилось теплее.

Тем временем на джунгли опустилась чернильная ночь. Я наивно полагала, что с ее приходом в монастыре воцарится тишина, но вместо этого послышались гипнотические переливы мужского пения. Тягучие звуки уносили меня в прошлое, сквозь поколения, к предкам, жившим до наступления индустриальной революции, эры Просвещения и Ренессанса.

Когда пение смолкло, ему на смену пришла какофония джунглей. Опустившись на кровать, я слушала сверчков (которые были представлены несколькими видами), птиц, лягушек, собак и огромное количество других существ, которые кричали, верещали, хрюкали, щелкали, свистели, крякали и щебетали. Перекрикивая друг друга, они завершили начатое мужским хором и унесли меня во времена, когда перспектива встретиться со злыми духами была пугающе реальной.

Через некоторое время я поняла, что под эту жуткую симфонию мне не уснуть, и полезла за ай-фоном. Едва я его включила, как на экране появилась фотография Джоны, свернувшегося беретом на голове у Филиппа. Телефон работает – какое облегчение! На секунду мне действительно показалось, что я провалилась в другое столетие.

При свете налобного фонарика я выудила из сумочки для туалетных принадлежностей беруши. Хвала небесам, что я не забыла взять с собой эти оранжевые затычки, предохраняющие от безумия! Потом я посчитала батончики. По два на ночь. Я надеялась, что они помогут мне дожить до конца путешествия. Если же нет, просто начну относиться к монастырю как к диетическому лагерю.

Копаясь в чемодане, я почувствовала себя перестраховщицей. До сих пор мне не пригодилось почти ничего из того, что я с собой привезла. Пропитанную пестицидами сетку я натянула на окно на случай, если Лидия слишком оптимистична по поводу комаров. Но браслеты от насекомых, перчатки, гольфы и шляпу с сеткой тащить из Австралии явно не стоило. Слабительное с закрепительным тоскливо позвякивали в нераспечатанных пузырьках. Я уже почти надеялась на встречу с клещами, чтобы хоть прибор для их удаления не провалялся всю поездку на дне сумки.

Впрочем, подумала я, осторожно опускаясь на кровать (вдруг она не такая крепкая, как кажется?), путешествие только начинается. Кто знает, что может пойти не так? Беруши не спасали меня от ночного концерта в джунглях, но я слишком устала, чтобы обращать на него внимание.

Едва я уснула, как меня разбудил долбящий по дереву дятел. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить – это не птица добывает себе завтрак, а монахи бьют в барабаны, приветствуя новый день. Вскоре они запели, и у меня по спине побежали мурашки. Сплетаясь в созвучия, которым позавидовал бы и Арнольд Шёнберг[29], их красно-коричневые голоса плыли над навесом джунглей. Казалось, эти напевы принадлежали другому миру. Наверное, так звучал бы косяк рыб, если бы рыбы умели петь.

Сквозь шторы просочился розовый свет. За последние тридцать лет я где только не бывала, исполняя свой материнский долг – на вершине радости в родильной палате и в бездне отчаяния у могильной плиты, – но оказаться в далеком монастыре на Шри-Ланке никак не ожидала.

К счастью, на предрассветное пение монахи никого не приглашали. Может быть, женщинам вообще не полагалось принимать участие в этой церемонии. Монастырские порядки не слишком благоволили общению между полами. Монахи жили отдельно от монахинь, по ту сторону горы.

Уснуть после такого было невозможно. Я вылезла из кровати и задумалась, что бы стилисты из программы «Снимите это немедленно!» порекомендовали надеть в такой ситуации. Мне показалось логичным отдать предпочтение белым брюкам и почти белой кофте с длинными рукавами, что подчеркнуло бы мою готовность принять роль ученика, хотя я очень смутно представляла, что это значило. К тому же в светлой одежде легче переносить жару, да и насекомых она меньше привлекает. Натягивая белые гольфы, я на секунду задумалась, а не надеть ли мне перчатки, но улыбнулась и оставила эту идею.

Лидия проводила меня в столовую – простую комнату с двумя небольшими столами, накрытыми клеенкой, раковиной и микроволновой печью. Из окна открывался чудесный вид на нежащуюся в лучах утреннего солнца растительность. Я узнала банановое дерево и несколько кокосовых пальм, но они были выше и крупнее тех, что я видела прежде, будто росли на гормонах. Остальные растения, увы, были мне незнакомы.

На столе нас ждал завтрак: плоский хлеб, голубиный горох, чуть-чуть приправленные рисовые шарики и бананы, а еще яркая пачка маргарина и банка «Веджимайта»[30]. Если не считать два последних продукта, все на столе было сорвано в окрестностях монастыря или приготовлено из того, что там произрастало. Такой завтрак был насыщенным и питательным. Когда я отметила, что он полезен для здоровья, Лидия объяснила, что в монастыре при составлении меню руководствуются аюрведическими принципами: еда одновременно должна быть лекарством.

Открыв разум навстречу наступающему дню, я поинтересовалась, нельзя ли мне поприсутствовать на занятиях, которые проводит Учитель. Оказалось, что ему пришлось задержаться в Канди; он выражал по этому поводу искреннее сожаление. Лидия предложила мне прогуляться по монастырю и добавила, что потом мы можем съездить с монахинями в город. А еще сегодня к полудню должен прийти предсказатель из деревни!

После того как мы помыли посуду и убрали со стола, Лидия проводила меня в расположенный на горе зал для медитаций. Она провела там немало времени, иногда медитируя по двенадцать часов в день. Воздух в этой простой, лишенной всякого убранства комнате был влажным и неподвижным.

Пытаясь понять, чем именно занималась тут моя дочь, я попросила провести для меня короткий сеанс медитации. Устроившись на синей подушке прямо на полу, я закрыла глаза. Лидия настойчиво призывала меня сосредоточиться на дыхании; я старалась, но вместо этого думала о том, что по спине у меня стекает струйка пота, а голова начинает кружиться.

Как непослушный ребенок, я спросила Лидию, нельзя ли мне лечь на пол. Она улыбнулась и кивнула. Легче не стало. Правая нога дергалась, в горле пересохло. Может, во всем виновата смена часовых поясов, но, когда занятие закончилось, я вздохнула с облегчением.