— Доброе утро, — прошептал он. Плечи Ронни устало опустились.

— Доброе утро, — ответила она наконец, оборачиваясь и едва заметно улыбаясь. Молча распахнула руки, и он прижал ее к себе, благодарный за ласку.

— Прости за вчерашнее, — пробормотала она.

— Нет причин извиняться, — заверил он, целуя ее волосы. — Ты ничего плохого не сделала.

— Сделала, но все равно спасибо.

— Я не слышал, как ты встала.

— Уже довольно давно, — вздохнула Ронни. — Звонила в больницу. Поговорила с па. Хотя он ничего не сказал, я поняла, что у него адские боли. Па считает, что его подержат пару дней, после того как сделают полное обследование.

В любой другой ситуации Уилл заверил бы ее, что все будет в порядке и что все образуется. Но в этом случае оба знали, что слова ничего не значат, поэтому он молча прижался к ее лбу своим.

— Ты хоть поспала немного? Я слышал, как ты прошлой но­чью ходила по дому.

— Почти не спала. Забралась в постель к Джоне, но мозг от­казывался отключиться. И не только из-за па. Еще и потому, что через два дня ты уезжаешь.

— Я ужесказал, что могу отложить отъезд. Если ты во мне нуждаешься, я...

Ронни покачала головой:

— Не стоит. Тебе предстоит начать совершенно новую главу жизни, и я не могу отнять ее.

— Но мне не обязательно ехать сейчас. Занятия начинаются не сразу...

— Не стоит, — повторила она мягко, но непреклонно. — Ты едешь в колледж, да и ты все равно мне не поможешь. Пусть это звучит грубо, но так оно и есть. Он мой отец. Не твой. Моя боль — это моя боль. Яне хочу думать о том, чего ты готов лишиться из-за моих бед. Ты это понимаешь?

В ее словах была доля правды, хотя Уилл и желал бы, чтобы она ошибалась. Уилл помолчал, прежде чем развязать плетеный браслет и протянуть ей.

— Я хочу, чтобы он был у тебя, — прошептал Уилл, и по вы­ражению ее лица было видно, что она понимает, как много зна­чит для нее подарок.

Ронни снова улыбнулась мимолетной улыбкой и сжала брас­лет. Уилл уже хотел сказать что-то, когда дверь мастерской со стуком распахнулась. На секунду Уилл подумал, что кто-то туда вломился, но тут же увидел Джону, неуклюже тащившего во двор сломанный стул. Неимоверным усилием он поднял стул и забро­сил на дюну около мастерской. Даже на расстоянии было замет­но, как он взбешен.

Ронни уже сбегала с крыльца.

— Джона! — завопила она, пустившись бежать.

Уилл бросился за ней и едва не сбил с ног у самой двери в мастерскую. Заглянув внутрь, он увидел, что Джона пытается двигать по полу тяжелый ящик. Он трудился изо всех сил, не об­ращая внимания на их внезапное появление.

— Что ты делаешь? — вскрикнула Ронни. — И когда успел сюда прийти?

Джона, громко пыхтя, продолжал толкать ящик.

— Джона!!!

Наконец-то ее крики достигли своей цели. Повернувшись к Уиллу и сестре, он удивленно вскинул брови.

— Я не могу дотянуться до него! Роста не хватает! — пояснил он со слезами.

— До чего ты не можешь дотянуться? — допрашивала Рон­ни. — Господи, да у тебя кровь!

Уилл заметил порванные джинсы и кровь на коленке маль­чика. Тот, одолеваемый собственными демонами, усердно тол­кал ящик, угол которого врезался в одну из полок. Полубелка-полурыба свалилась сверху прямо на голову Джоны. Лицо маль­чика было красным и напряженным.

— Убирайся! Я сам все сделаю! Ты мне не нужна! — завопил он и снова взялся за ящик, но тот застрял под полкой.

Ронни попыталась помочь Джоне, но он ее оттолкнул. Те­перь Уилл видел, что по щекам мальчика текут слезы.

— Я велел тебе убраться! — продолжал кричать он. — Папа хочет, чтобы я закончил витраж! Мы его делали целое лето!

Слова прерывались испуганными всхлипами.

— Вот что мы делали! А вам только черепахи были важны! Зато я был с папой каждый день! А теперь не могу дотянуться до средней части! Коротышка несчастный! Но мне нужно закон­чить его, потому что, если закончу, папе, может быть, станет луч­ше! Должно стать лучше! Я попробовал встать на стул, но он сло­мался, и я упал на стекло и разозлился, а потом решил подвинуть ящик, только он слишком тяжелый...

К этому времени он едва ворочал языком, потом неожидан­но пошатнулся и упал на пол, обхватил руками колени, опустил голову и зарыдал с новой силой. Плечи его тряслись.

Ронни уселась рядом, обняла его и притянула к себе. Джона продолжал плакать. Слезы подступили к глазам Уилла. Он здесь лишний. Это понятно.

Но все же он оставался, пока Ронни обнимала брата и пла­кала, не пытаясь успокоить его или заверить, что все будет хорошо. Только молча обнимала его, пока рыдания не стали стихать. Наконец он взглянул на сестру. Глаза за стеклами очков были красными, лицо распухло от слез.

И тут Ронни заговорила так тихо, что Уилл едва ее слышал:

— Не можем мы на минуту зайти в дом? Я хочу посмотреть порез на твоей ноге.

Голос Джоны все еще дрожал.

— Как насчет витража? Его нужно закончить.

Взгляды Ронни и Уилла встретились.

— Мы можем помочь? — коротко спросила она.

Джона покачал головой:

— Вы не умеете.

— Ты нам покажешь.

Когда Ронни обработала ногу Джоны и залепила порез плас­тырем, мальчик повел их в мастерскую.

Витраж был почти готов, все вытравленные детали лиц и одежды закончены, и арматурные стержни были на месте. Оста­валось только добавить сотни кусочков сложной формы, чтобы изобразить небесный свет.

Джона показал Уиллу, как резать свинцовые полоски, и на­учил Ронни паять. Сам он резал стекло, как делал все лето, и вставлял в свинцовые полосы, прежде чем освободить место для Ронни, которая прилаживала кусочки на место.

В мастерской было душно и тесно, но они сумели найти оп­ределенный ритм. В обед Уилл побежал за бургерами и салатом для Ронни. Они устроили короткий перерыв, поели и снова взя­лись за работу. Днем Ронни успела три раза позвонить в больни­цу, но ей отвечали, что отец либо сдает анализы, либо спит, но пока что все в порядке. К вечеру они закончили почти половину работы. Руки Джоны стали уставать, и они снова поели, прежде чем перенести из гостиной несколько ламп для дополнительно­го освещения.

Стало совсем темно, и Джона принялсянеудержимо зевать. Они перешли в дом, чтобы немного передохнуть, и Джона поч­ти сразу же заснул. Уилл перенес его в спальню и уложил в кро­вать. К тому времени как он вернулся в гостиную, Ронни уже ра­ботала в мастерской.

Уилл принялся резать стекло: он целый день наблюдал, как Джона это делает, и хотя вначале часто ошибался, все же доволь­но быстро понял, как действовать.