– Мне он нужен, – отвечал он, и, путаясь и сбиваясь, начал мне объяснять что то: – Может быть вы сойдете на берег, – здесь вам местные коммерсанты готовят встречу… хотят чествовать вас обедом, – так паспорт должен пока оставаться у меня…

– Не говорите глупостей! – отрезал я. – И сию же же минуту отдайте мой паспорт… пароход английский, и я сейчас же позову капитана…

Мы были уже на палубе, где я увидел помощника капитана, который давал мне уроки английского языка и который говорил немного и по-немецки. Он обратил внимание на то, что между нами происходит какой то крупный разговор и направился к нам. Я продолжал резко настаивать. Тот нес всякий вздор. Однако, увидя приближающегося помощника капитана, с удивленно-вопросительным выражением на лице, он торопливо открыл свой портфель и, возвратив, почти бросив мой паспорт, стал быстро спускаться по сходням на берег.

– Что это? – спросил меня помощник капитана. – Какие-нибудь неприятности?… Почему он так быстро убежал?

Я ему рассказал о происшедшей сцене. Он даже покраснел от возмущения.

– О, сэр, вы хорошо ему ответили, – сказал он по-английски. – Пусть бы попробовал не отдать вам паспорта!.. Как? На нашем пароходе, под английским флагом… такое насилие!.. Мы показали бы ему!..

Немного позже на пароход пришел советский консул Раскольников с женой, чтобы представиться мне. Они пробыли у меня около получаса. Раскольников сообщил мне, что местные коммерсанты хотят, чтобы я осмотрел новые, выстроенные в Либаве товарные склады, в надежде, что я соглашусь направлять из Лондона грузы в Россию транзитом через Либаву. Сославшись на нездоровье, я отказался сойтина берег.

После этого визита меня посетил еще какой то подозрительный субъект, резко семитического типа, отрекомендовавшийся советским агентом по закупке разных товаров. Он долго и усердно, по временам с плохо скрываемым раздражением, настаивал на том, чтобы я сошел на берег и принял приглашение коммерсантов, которые-де решили чествовать меня роскошным обедом, что все, мол, приготовлено, что они обидятся и пр. Он сидел у меня не менее часа. Я категорически отказывался и он, как мне показалось, разочарованно попрощался со мной и ушел с парохода.

Но характерно и в высшей степени подозрительно то, что сами то либавские коммерсанты, горевшие таким желанием показать мне новые склады и чествовать меня обедом, не появлялись и так и не появились. И откуда в Либаве могли знать, что я на пароходе – я никого в Либаве не уведомлял о моем отъезде из Ревеля. Не была ли мне подготовлена ловушка? Не был ли последний посетитель чекист? Не предполагалось ли меня «скрасть»?… ведь уголовная хроника «гуковщины» так богата разными подвигами…

–

Рано утром 2-го июня (1921) мы были в Лондоне. Явились таможенные досмотрщики. Но по распоряжению английского правительства наш багаж не был подвергнут осмотру. На берегу меня ждал служащий делегации, который проводил нас в отель, где были заняты для нас комнаты.

Началась моя служба в Англии…

Я немедленно же поехал в помещение делегации повидаться с Красиным. Там же я увидался с Клышко, который встретил меня как ни в чем не бывало. Он только сказал мне, что «эти черти – англичане из форейн – оффиса» напутали и так бессовестно задержали мою визу.

– si non e vero, e ben trovato, товарищ Клышко. – ответил я ему итальянской поговоркой, не зная каковой и думая, что я ему говорю какой-нибудь комплимент, он глупо засмеялся. Надо заметить, что это хитрый, но более, чем ограниченный человек.

дополнение:

Клышко Николай Клементьевич. Род.1880, г. Вильно (Литва); русский, чл. ВКП(б), обр. высшее, зав. производственным отделом «Союзснабосоавиахима», прож.: г. Москва, Вышняковский пер., 27–15.

Арест. 2.09.1937. Приговорен ВКВС 9.10.1937, обв.: участие в к.-р. тер. организации. Расстрелян 9.10.1937. Реабилитирован 11.08.1956.)

Выше, в предшествующей главе я назвал Клышко «злым гением» Красина. Скажу несколько слов, чтобы представить читателю этого нового советского героя.

В то время Клышко был лет около сорока. По образованно и специальности он низший техник. До революции он находился в Англии на служб у известной фирмы «Виккерс», где одновременно с ним служил и Литвинов, с которым он очень сошелся. Но по его словам, которым я не верю, он относился к Литвинову, будто бы, очень отрицательно. Вернувшись в Россию после революции, он служил в «Госиздательстве», во главе которого стоял тогда, впавший одно время в немилость, Воровский. Познакомился я с Клышко еще в Москве, когда Красин собирался в Англию. Не знаю уж, по чьей рекомендации Красин принял его в состав своей делегации в качестве секретаря ее, так как Клышко знал английский язык, которым Красин не владел.

Вскоре обнаружилось, что Клышко был приставленный к Красину чекист, усиленно следивший за каждым его шагом. Покойный Красин не раз сам жаловался мне на это, говоря, что не может от него отделаться, что несколько раз просил центр избавить его от этого «интригана, соглядатая и лакея», но безуспешно. И в то же время, несомненно для меня, Красин был под сильным и непонятным мне влиянием Клышко… И Клышко оставался в Лондоне, ненавидимый всеми, кроме тех, кто был уполномочен им следить за товарищами и доносить. Наряду со своими «секретарскими» обязанностями, Клышко был, по-видимому, и агентом Коминтерна. Он всюду лез, всюду совал свой нос и был все время начеку, стараясь что то вынюхать и подслушать. Для этого он усвоил себе похвальную привычку входить ко всем – к Красину, ко мне и к другим – даже не постучав. Он просто тихо и как то сразу открывал дверь и, быстро оглядываясь по сторонам и прощупывая своими глазами всех и все в комнате, начинал говорить… Меня и Красина очень шокировала эта манера влезать в наши кабинеты, не стесняясь тем, что у меня или у Красина находится кто-нибудь по делу… Напротив, он, по-видимому, именно и следил за тем, нет ли кого у Красина или у меня, и неожиданно появлялся с каким-нибудь часто совершенно нелепым вопросом.

Помню, мы как то беседовали с Красиным в моем кабинете. Я зажег над дверью моего кабинета снаружи, т. е., в коридоре красную лампочку – сигнал, что никто не должен входить, что я занят… Не прошло и двух минут, как, очевидно, предупрежденный кем-нибудь из своих шпионов, что Красин у меня и что зажжен сигнал «не входить», а следовательно, мы говорим с ним конфиденциально, Клышко, словно призрак, очутился в моем кабинет, конечно, не постучав.

Мы оба взглянули на него с такой нескрываемой ненавистью, что он, против своего обыкновения, смутился.

– Я не помешал? – спросил он.

– Вы же видите, что горит красная лампа, – с нескрываемым отвращением к нему ответил Красин, значит…

– А мне нужна ваша подпись, Леонид Борисович, вот под этим письмом, – сказал Клышко, показывая письмо.

– Да я же вам сказал, что с этим спешить нечего, – с досадой оборвал его Красин. – А теперь мне нужно поговорить с Георгием Александровичем, – добавил он как то демонстративно, в упор поглядев на Клышко, который с независимым видом, пожав плечами, не торопясь ушел.