– Как ваши уроки на фабрике, продолжаются? – бодро спросила я, не отваживаясь взглянуть мистеру Буту в глаза.

– Фабрику закрыли.

– Ах да! Конечно.

– Здание выставлено на торги. Какой-то хозяин гостиницы из Брэдфорда намерен устроить там каток.

– Вы шутите! – Я не выдержала и уставилась на мистера Бута.

– Нет! Там откроют буфет, зал для танцев и тому подобное. Ткацкое дело переживает не лучшие времена. Фабрик слишком много, а работы почти нет… Меня вызвала миссис И, – помолчав, добавил мистер Бут.

– Да, я слышала.

– Полагаю, вы не в курсе, о чем будет разговор? Она велела прервать уроки с Саулом на период траура. У меня такое чувство, что я вот-вот останусь без работы.

– Они уезжают в Австралию.

Мистер Бут изумленно присвистнул.

– Вот уж чего никак не предполагал. И когда?

– Если получится, то перед Рождеством.

– Австралия… Дальше забраться невозможно. Вы отправитесь с ними?

– Нет. Я только что подала заявление. У меня четыре недели.

– Как? Вам не хочется эмигрировать в Австралию? – изумился мистер Бут. – Да я бы из кожи вон лез, чтобы уехать с ними!

– Серьезно? – слабо улыбнулась я.

– Конечно! Я бы уже сидел на чемоданах. Новая жизнь! Новое начало и все такое!

– Да, понимаю.

– Каждый, у кого имеется пара рук и есть голова на плечах, получит там шанс добиться чего-то стоящего. Я бы долго не раздумывал… – Мистер Бут тоскливо вздохнул. – Может, в следующей жизни, да?

– Вы с Блейз могли бы поехать.

– Она не бросит семью. Ну да ладно. – Снова вздох, теперь уже полный философского спокойствия. – Лучше скажите, что решили делать дальше?

– Вероятно, найду новую семью.

– Жаль, вы уходите, проработав так недолго. Жуткая история, конечно, – понизил голос мистер Бут. – Неудивительно, что миссис И спешит отсюда убраться. По-моему, она никогда не была здесь счастлива.

Я промолчала. Совсем некстати вспомнилось, как мы с мистером Бутом прочесывали лес в поисках мистера Ингланда. Я никогда так не боялась, не зная, там он или нет, выжил или превратился в бездыханное тело. Когда мы наконец обнаружили мистера Ингланда, я целых пять минут прижимала палец к его шее, пытаясь нащупать пульс.

– Блейз не поверила, когда узнала. Просто не могла прийти в себя. Я впервые увидел ее такой притихшей. Не люблю сплетни, но вы, наверное, не знаете, что поговаривают в городе?

– А что поговаривают? – Я судорожно сглотнула.

– Якобы незадолго до трагедии старый Конрад устроил мистеру Ингланду выволочку. И тот… ну, вы понимаете. Покончил с собой. Очевидно, его дела пришли в полное расстройство.

Я зябко повела плечами. Еще одна причина, по которой мне не хотелось появляться в городе, заключалась в том, что единственный путь туда лежал мимо заколоченной фабрики. Без постоянного стрекота станков, грохота тележек, глухих ударов тюков, без дыма, клубящегося из трубы, здание выглядело мрачно, почти зловеще. Один лишь ветер гонял по пустой брусчатке хлопковую пыль.

– У меня умер отец, – неожиданно сказала я. – Только что пришла телеграмма.

Мистер Бут заговорил не сразу.

– Руби, мне очень жаль. А я-то со своими рассказами о мистере И. Я не хотел…

– Знаю. Все в порядке. Я еще никому не говорила. Пока не могу осознать.

Он молча стоял рядом, с силой сжимая руль велосипеда.

– Отец болел, – к своему изумлению, разоткровенничалась я. – Он долго находился в заведении типа лечебницы, и мы не виделись. Теперь уже никогда и не увидимся.

По моим щекам потекли слезы.

– Я знаю, Руби, – тихо проговорил мистер Бут.

У меня округлились глаза.

– Знаю, кто ваш отец. Точнее, кем он был. Джон Лоуден мне рассказал. Он узнал вас по какой-то фотографии.

– А Блейз?

– Я ей не говорил. Да и какое я имел бы право? – Мистер Бут уставился на меня в упор, и я заметила зеленые крапинки в его карих глазах. – То, что с вами случилось, чудовищно. Но здесь нечего стыдиться.

У меня вырвался долгий прерывистый вздох, а в голове сверкнула мысль: мистер Ингланд узнал о моем отце тоже от мистера Лоудена? Или как-то иначе? Скорее всего, новость сообщил журналист: видимо, рассчитывал снискать расположение влиятельной семьи. И наверняка просил у хозяина разрешение на интервью.

Мы с мистером Бутом смотрели, как дети с ветками в руках носятся друг за другом.

– С вами они прямо ожили, – заметил Илай.

– Правда?

– До вашего приезда они были, как рисовый пудинг: бледные и квелые.

Я рассмеялась, наверное, впервые за последние несколько недель. Смех искрился внутри, словно невидимый источник, такой же кристально чистый и восхитительный. А потом опять хлынули слезы, поражая внезапностью и силой. Илай нашел платок и вложил мне в руку.

– Не понимаю, отчего плачу, – призналась я.

– Зато я понимаю: только что не стало вашего проклятого отца. Не будьте к себе слишком строги.

Через некоторое время мне стало легче. Я вытерла нос и сунула платок в карман к телеграмме.

– Вообще-то я рассчитывал получить его обратно, – заявил мистер Бут, чем снова меня рассмешил.

Мы неспешно зашагали бок о бок, и я радовалась, что мне не приходится идти одной по опустевшему двору фабрики, за зданием которой виднелись смутные очертания скал. На дверях фабрики висела табличка с надписью «Продается».

Во дворе особняка кипела работа: Бродли с Беном вытаскивали все из сараев. В благодарность за три десятилетия верной службы миссис Ингланд подарила старику карету. После отъезда хозяйки он собирался организовать свое дело в качестве кебмена. Миссис Ингланд позаботилась обо всех слугах: Тильду и Эмму устроили в имения Грейтрексов, а миссис Мэнньон уходила на покой, получив щедрую премию. Она намеревалась печь хлеб и пирожные и продавать их из дома.

– Полагаю, в Йоркшир вы не вернетесь, – промолвил Илай, когда мы подошли к калитке.

Я велела детям идти в дом, а сама задержалась. Мы напоминали двух нянь в Кенсингтонском парке: я легонько катала туда-сюда коляску, а он – свой велосипед.

– Вряд ли.

– В таком случае это наша последняя встреча.

– Видимо, да.

Чарли с интересом смотрел, как Илай протягивает мне руку.

– Ну что же, Руби Мэй, удачи!

Я обхватила его ладонь.

– И вам, мистер Бут. Спасибо за дружбу.

Ни один из нас так и не пожал другому руку – мы просто застыли на миг, будто мирились. Я выпустила ладонь мистера Бута первой, и он опустил сжатую в кулак руку, словно забрал что-то с собой. Коляска никак не желала пролезать в калитку, и мистер Бут в последний раз мне помог. Я поблагодарила его, покрасневшая и смущенная, чувствуя, как тону в омуте самых разных чувств, и закрыла калитку.