Таким образом, Вестфальский мир с созданием Рейнского союза был только упрочен. Его результаты были ощутимы вплоть до Французской революции конца XVIII века. Забегая намного вперед, здесь же можно сказать и о том, что созданные не без усилий Мазарини и его предшественника Ришелье принципы федеративного устройства Империи стали основой для развития идей федерализма в Германии, которые начали серьезно осуществляться только после Второй мировой войны. Осуществление их означало также и историческое примирение Франции и Германии, которые сейчас являются главными инициаторами формирования единой Европы и Маастрихтских соглашений.

Дипломатия Мазарини усилила положение Франции на непростой восточной границе. Благодаря гарнизонам в Меце, Туле, Вердене, Ландау, Филиппсбурге, Брейзахе и войскам, находящимся в Верхнем Эльзасе, королевство прочно закрепилось на Рейне. Вырисовывался будущий «железный пояс».

Теперь военная изоляция Испанских Нидерландов была полной. В начале 1659 года великий пенсионарий Республики Соединенных провинций Ян де Витт констатировал, что Испанские Нидерланды могут быть потеряны Мадридом в двух военных кампаниях. В этих условиях Филиппу IV ничего не оставалось, кроме как пойти на мир с Францией, чтобы спасти то, что еще можно было спасти.

Современники уже тогда отмечали, что кардинал начал чувствовать приближение своего заката. В среде придворных ходили такие настроения: «Так как он знал, насколько он был всегда ненавидим, он был бы счастлив оставить по себе это благоухание святости, умирая, дабы могли сказать, что если он и натворил много зла в течение жизни, то по крайней мере, он совершил при смерти то благо, что вернул мир всей Европе…»

Ожидание скорой смерти обострилось у Джулио еще в связи с внезапной кончиной Оливера Кромвеля в ноябре 1658 года. Выдающийся англичанин являлся политиком, которого кардинал из всех современных политиков более всего уважал. В Европе старательно распространялись слухи, что якобы Кромвель был отравлен, а не умер по причине почечных колик. Его смерть долгое время держалась в тайне. Все это наводило Мазарини на грустные мысли о том, что и он может умереть внезапно и не по собственной воле. Но, как бы там ни было, необходимо было действовать без промедления.

В 1657 году у Филиппа IV родился, наконец, сын, названный Филиппом Просперо. Но наследник испанского трона появился на свет таким слабым, что уже скоро мог встать вопрос о новом претенденте на престол. Действительно, инфант Филипп умер в 1661 году. В том же 1661 году родился будущий испанский король Карл П. Испанское престолонаследие было серьезной заботой не только для Мадрида, но и для Парижа.

Вслед за этим, в 1658 году, заболел Людовик XIV. Весь двор начал искать этому символическое или пророческое объяснение. Посол Венеции замечал в связи с этим: «Болезнь истолковывали как проявление воли Господа, требовавшего мира, и королева-мать этим была так взволнована, а кардинал так напуган, что все не колеблясь поверили, что королева-мать тайно поклялась сделать все, что в ее силах, чтобы привести страну к миру».

Джулио усилил давление на мадридский двор с целью заставить Филиппа IV принять решение по вопросу о франко-испанском браке, дав понять испанскому королю, что Париж может найти другой интересный альянс. У кардинала, безусловно, была на примете другая невеста – двоюродная сестра Людовика XIV Маргарита Савойская. Маргарита была смуглой красавицей, что не мешало ей быть умной и скромной в обращении с другими людьми. Возможно, она являлась бы идеальной супругой для французского короля, но судьба распорядилась по-своему. Самому же Людовику тогда было все равно, поскольку он был серьезно увлечен юной племянницей кардинала Марией Манчини.

Так или иначе, но в ноябре 1658 года весь французский двор покинул столицу и выехал в направлении Дижона и Лиона. Узнав о возможности савойского бракосочетания, Филипп IV сказал: «Этого не может быть и не будет». И тут же послал в Лион своего чрезвычайного посла дона Антонио Пиментеля де Прадо с предложением мира и руки инфанты Марии-Терезии для Людовика XIV. Мазарини тотчас отреагировал на это предложение. Собственно, такого оборота событий он и ожидал: переговоры о савойском браке и хлопоты, связанные с ним, были лишь уловкой. В мае 1659 года предварительные договоренности были достигнуты, а в июне проект прелиминарного договора был уже готов.

С Пиментелем контактировал непосредственно де Лионн. А вот окончательные пункты мирного договора разрабатывались в прямых переговорах между Мазарини и доном Луисом де Аро на острове Фазанов на реке Бидассоа, которая разделяет два королевства со стороны Наварры. Министры Франции и Испании отправились на эту встречу с таким великолепным эскортом, что, как говорили об этом подданные двух королевств, никто и никогда не видывал ничего подобного. К Мазарини и Аро пожелал присоединиться и Карл II Стюарт, чтобы попросить помощи для восстановления его на английском троне после смерти Кромвеля.

После кончины лорда-протектора в Англии была популярна поговорка: «Кромвель умер, но мало кто это осознал». Карл II осознавал этот факт больше, чем кто-либо. Но сейчас он надеялся зря. Договаривавшимся на Бидассоа сторонам было не до него. К тому же незадолго до своей смерти Кромвель назначил своим преемником старшего сына Ричарда. А кардинал уже имел намерения выдать за него одну из своих племянниц. Правда, Ричард недолго продержался в роли английского властителя – он не унаследовал ни воли, ни политического ума своего отца. Поэтому в мае 1659 года он добровольно отрекся от власти и предпочел частную жизнь. Единственным актом дипломатии наследника Оливера Кромвеля было заключение договора с Францией о защите мира между Швецией и Данией 3 февраля 1659 года.

Мазарини запретил Карлу II приезжать на остров Фазанов. Невзирая на усилия испанской стороны, отвергнутому королю пришлось удалиться в Брюссель и там ожидать решения вопроса о своей участи. За него все дела в Англии решал уже известный нам Джон Мордаунт.

Тем временем два министра старательно согласовывали все пункты договора. Они встречались двадцать четыре раза в период с середины августа по 7 ноября 1659 года, когда договор был подписан. Удивительно, что чуть ли не главной темой споров между Мазарини и доном Луисом были не территориальные претензии, а условия, на которых Конде должен был возвратиться во Францию.

Принц хотел вернуть себе все свое состояние во Франции и, соответственно, положение при дворе. Однако кардинал уже успел распорядиться частью его земель. Он отдал герцогу де Бульону, кому предназначал в жены одну из своих племянниц, герцогство д'Альбре, древнее наследие Наваррского дома. Принц воспротивился этому от имени своих кредиторов. Он заявил, что король, каким бы всемогущим он ни был, не мог распоряжаться его имуществом в ущерб его долгам. Спор этот так и оказался неразрешенным: все было продумано и записано, за исключением этой статьи. Уж очень испанцы желали на сей раз мира.

Итак, Пиренейский мир завершил затяжную войну между Францией и Испанией. Мирный договор лишний раз указывал на поражение Мадрида и подчеркивал очевидное преимущество французов, которое было установлено Вестфальским миром и навязано остальной Европе. Хотя Мазарини вернул Испании захваченные в ходе военных действий районы Каталонии, Франш-Конте и несколько крепостей в Нидерландах, французская территория значительно расширилась. К Франции отошли основная территория графства Артуа, графство Руссильон, часть Фландрии с несколькими важными крепостями. Новая граница между Францией и Испанией должна была проходить по главному хребту Пиренеев. Поначалу это создало ряд неудобств, поскольку многие политические сообщества, жившие на этой земле веками, были разобщены, оказавшись в разных государствах. Но разве не происходит подобного и теперь? Кроме того, Мадрид подтвердил права Людовика XIV на королевство Наварру и отказался от притязаний на захваченные французами Эльзас и Брейзах.