— Давай посмотрим сейчас, — заявила она.

Его это предложение явно удивило.

— Что ты, я не могу на тебя такое взваливать.

— Нам все равно нечего делать, пока не позвонит Гордон Чу. Давай помогу.

Уилл упирался только для вида и охотно вытряхнул содержимое пакетов на стол. Они начали открывать коробки и разрывать пластиковые пакеты, чтобы извлечь из них индикаторы и сравнить их с тем, который лежал на столе Уилла. Они распечатали почти все тесты, когда Уилл вдруг сказал:

— Кажется, это такой же.

Фейт посмотрела на запечатанный в полиэтилен тест у него в руке и сравнила его с использованным индикатором на столе.

— Похоже, — согласилась она.

Он развернул прилагавшуюся к тесту инструкцию и начал просматривать ее в поисках нужного параграфа. Потом обеспокоенно покосился на Фейт и снова принялся изучать инструкцию.

— Дай мне, — в конце концов не выдержала она, тем самым положив конец его мучениям. На обратной стороне инструкции был рисунок. — Одна линия, — показала она рисунок Уиллу. — Это означает, что тест отрицательный.

Он откинулся на спинку стула, крепко стиснув пальцами подлокотники. Она не могла понять, что он чувствует — облегчение или разочарование.

— Спасибо, что помогла разобраться.

Фейт кивнула, запихивая инструкцию обратно в коробку.

— Проверка орфографии.

— Что?

— Вчера Бернард сказал, что компьютеры помогают дислексикам скрывать свою проблему. — Он пожал плечами. — Почему бы малограмотному человеку не сделать то же самое?

Фейт закрыла глаза, припоминая текст записок.

— Все слова были написаны правильно. Верно? «Покои» — это слово? — Она кивнула на компьютер. — Набери его.

Уилл не шелохнулся.

— Это слово.

— Что оно означает?

Зазвонил телефон. Он даже не пошевелился, чтобы снять трубку.

Фейт знала, что порой Уилл ведет себя странно, но это было уже совсем из ряда вон. Телефон продолжал звонить.

— Ты хочешь, чтобы я ответила на звонок? — спросила она.

Он дотянулся до телефона и нажал на кнопку громкой связи.

— Уилл Трент.

— Это Беки из лаборатории, — произнес женский голос с сильным нью-йоркским акцентом. — Гордон Чу уже здесь.

Уилл выключил монитор компьютера и встал, поправляя пиджак.

— Идем.

Медицинско-криминалистическая лаборатория занимала весь второй этаж здания. В отличие от остальных помещений, кишащих мышами и асбестовой пылью, лаборатория была очень чистой и хорошо освещенной. Кондиционеры работали исправно, на полу не было расколотых плиток, а столы не торчали во все стороны зазубренными металлическими краями. Все было либо белым, либо изготовленным из нержавеющей стали. Если бы Фейт пришлось работать здесь целыми днями, она бы давно съела свой пистолет. Даже окна сверкали, будучи напрочь лишены грязных полос и пятен, которыми изобиловало все здание.

В комнате суетились не меньше двух десятков человек. Все сотрудники были одеты в белые халаты, а большинство из них — еще и в защитные очки и хирургические перчатки. Одни эксперты изучали улики, другие работали за компьютерами. Не считая приглушенного гула электроники, здесь было тихо. Наверное, обработка крови и изучение всевозможных волокон не располагало к общению.

— Я здесь, — окликнул их с другого конца комнаты худощавый мужчина азиатской внешности.

Он сидел на табурете рядом с одним из лабораторных столов. Перед ним было несколько лотков, а на полу у его ног стоял большой черный чемоданчик из тех, с какими обычно ходят адвокаты. «Интересно, он привез белый халат с собой или ему его одолжили?» — подумала Фейт.

— Гордон, — сказал Уилл, после чего представил эксперту Фейт.

Тот протянул ей руку.

— Рад знакомству, мэм.

— Я тоже, — кивнула Фейт, думая о том, что не слышала, чтобы кто-нибудь так мягко и очаровательно растягивал звуки, с тех пор как умерла ее бабушка.

«Интересно, где этот Гордон научился так говорить?» — спросила себя она. Он был лишь немногим старше Фейт, но вел себя и держался как немолодой человек.

Уилл указал на разложенные на столе записки, которые Гордон уже вынул из пластиковых пакетов.

— Что ты об этом думаешь?

— Я думаю о том, что хорошо, что вы меня позвали. Эта бумага в жутком состоянии. Я даже не стану подвергать ее воздействию паров йода.

— Как насчет волоконно-оптического датчика?

— Я уже их осмотрел. Это просто ужас какой-то.

— Не нашел никаких особенностей или водяных знаков?

— Ничего. Бумага примитивна до невозможности.

Фейт решила, что, скрывая свое невежество, наказывает сама себя.

— Я практически не знакома с химической обработкой. Почему мы не можем снять отпечатки с бумаги обычным способом?

Он улыбнулся, явно довольный ее вопросом.

— Я уверен, что в академии вы снимали отпечатки с окурков. Я угадал? — Он рассмеялся, увидев выражение ее лица. — Они занимаются этим, сколько я себя помню. Бумага — это пористый материал. Кожный жир на пальцах оставляет великолепные отпечатки на твердых поверхностях. Но когда мы имеем дело с волокнами, жир проникает в материал и перемещается. Посыпая такие поверхности порошком, мы не получим ни одного отпечатка. Необходимо использовать что-то вроде нингидрина, который вступит в реакцию с аминокислотами в остатках кожного жира. Только тогда мы сможем получить симпатичные отпечатки и вернуть домой нашу девочку.

Поняв, что следующие несколько минут могут стать решающими, все сразу посерьезнели.

— Тогда приступим, — предложил Уилл.

Гордон извлек из чемоданчика защитные очки и пару зеленых перчаток и обернулся к Уиллу и Фейт:

— Вам лучше сделать шаг назад. Это довольно токсичное вещество.

Они последовали его совету, но Гордон все равно вручил им бумажные маски для защиты носа и рта.

Он наклонился к чемоданчику и вынул из него маленький металлический контейнер без опознавательных знаков. Потом открутил колпачок и осторожно отлил немного жидкости в один из лотков. Даже сквозь маску пары́ этой жидкости ударили Фейт в нос, как вспышка пороха. Она никогда не ощущала такого вызывающе химического запаха.

— Нингидрин и гептан, — пояснил Гордон. — Я смешал их вчера вечером, перед тем как выехать сюда. — Он закрутил контейнер. — Раньше мы использовали фреон, но несколько лет назад его запретили. Я уже говорил об этом Уиллу. Мои запасы закончились два месяца назад. Я плакал, выливая последние капли.

Гордон взял пинцетом первый лист бумаги.