– Ну вот. – Он вытащил из нагрудного кармана на удивление не окровавленный платок и вытер мне глаза.

– Пожалуйста, просто отпусти его, – заскулила я. У меня стучали зубы. Ре́лем прижал меня к груди. Моя щека ощутила влажный и холодный окровавленный шелк, но я не отступила. Он провел рукой в перчатке по моим волосам.

Несмотря ни на что, я позволила ему прижать меня к себе. Он прижался подбородком к моей макушке и прошептал:

– Елена. Дорогая, у меня есть она.

Я задрожала от этих слов. И, несмотря на весь ужас этого момента, я почувствовала себя в безопасности. Закрыв глаза, я представила, как все должно было быть: мы дома, в Девоне, я сижу у него на коленях, и он обнимает меня, когда я плачу. Предполагается, что отцы должны сдерживать твои кошмары… Я позволила ему обернуть себя в кокон его защиты, слушала, как он шепчет имя моей матери, и плакала. Он меня успокаивал, говорил «тсс», гладил по волосам.

– Ну вот. Прости, дорогая, – пробормотал он, отстраняясь и касаясь моей щеки. Его единственный глаз блестел от непролитых слез. Там была искра доброты, о которой я молилась. Любовь показала в нем человека. Я задрожала от этого зрелища. – Ты сможешь меня простить?

– Если ты простишь меня.

Крошечный кинжал, тот, что я забрала из дома Ральфа Стрэнджвейса, выскользнуть из ножен на запястье и скользнуть мне в ладонь.

Моего отца нельзя было побороть силой оружия. Его доброта и его любовь были моим единственным оружием.

Я погрузила лезвие глубоко ему в сердце.

Ре́лем повалился на пол, и я вместе с ним. Я схватила его за шею, ощущая биение пульса и подергивание мускулов. Своим единственным глазом он смотрел на меня так, будто пытался понять. Кровь била струей. С трудом нащупав рукоятку и вытащив кинжал, я собиралась еще раз повторить удар, но… не смогла.

Я ударила своего отца ножом в сердце…

Кинжал выскользнул у меня из рук, мои пальцы онемели, чтобы удержать его. Не важно, сколько звериного я увидела в этом существе, но я видела и человека тоже.

Ре́лем зарычал, и этот звук потряс собор до основания. На меня наползла тень. Нет, не тень – Рук. Рук отбросил меня от своего хозяина и распластал на полу, его колени впились мне в бока. Держа когтистую руку у меня на горле, он обнажил жуткого вида клыки. И эти клыки вонзились мне в плечо.

Боль разорвала мускулы в клочья. Тьма полилась на меня со всех сторон. Может быть, я кричала, но мои крики не были слышны. В воздух надо мной начала прорываться пустота. Если я в нее посмотрю, я забуду, как меня зовут, забуду свое прошлое, друзей, все…

Нет. Я начала бороться и зажглась огнем, мне хватило сил. Рука обожгло пламя, и монстр отпрыгнул от меня.

Все мое тело было залито кровью, кровью… отца, кровь хлестала из моего плеча. Боль. В мою плоть словно воткнули тысячу горячих иголок; по венам, казалось, тек поток едкой кислоты.

Рук закрыл лицо руками и протяжно завыл. А я… я разобрала в голубом пламени изгибающиеся черные нити. Почему? Почему так? Сделав последнее усилие, я загорелась так ярко, как смогла.

Хрипло крича, Рук подлетел и выволок меня… Куда? Я не поняла… На свет. Я просто лежала; каждый вдох был как огонь у меня в легких.

Микельмас (его рука все еще истекала кровью), описывал круги вокруг Ре́лема. Отец попытался встать, но поскользнулся в собственной крови.

И это сделала с ним я.

Он воздел руки вверх. С его пальцев капала запекшаяся кровь:

– Приди! Корозот!

Рук, подняв сильный ветер, завернул хозяина в крылья из тени, и они оба растворились, как дым.

Мы с Микельмасом остались одни.

Колдун пытался отдышаться.

– Это я навлек на нас все это… – Казалось, на него снизошло откровение. – Мой сюртук. Мой прекрасный сюртук… – Он горестно взглянул на кучку пепла.

Я попыталась сесть, и боль еще сильнее запустила в меня свои когти. Зрение затуманилось, я словно издалека слышала свои крики. Микельмас был рядом со мной, он нашептывал мне что-то на ухо. И… произошло чудо, боль утихла. Вернее, она все еще вонзала в меня свои зубы, но на этот раз только слегка.

– Это поможет тебе не истечь кровью, – прошептал Микельмас, поднимая меня на ноги. Я, как привидение – определенно как привидение, – поплыла над полом во внутренний дворик. Затем мы вышли из дворца и стали оглядываться. Дым саваном закутывал улицы Лондона.

– И что теперь? – проскулила я. У меня подкосились ноги, Микельмас тоже сел, я прижалась к его плечу.

– Посмотрим, последуют ли Древние за своим хозяином. Возможно, они останутся и будут удерживать город до тех пор, пока он не… Если он вернется.

Я опять подумала о том, что сделала. Я не знала, как мне к этому относиться. Получается, что я воспользовалась слабостью Ре́лема. Человеческое в моем отце породило монстра во мне. И… он может вернуться?

Микельмас сморщился и схватил себя за обезображенную руку.

– Пришло время, когда я должен искупить вину.

– Что ты хочешь этим сказать? – Самой мне было легче, если иметь в виду физическую боль. Заклинание колдуна подействовало. Я осторожно вытерла с лица Микельмаса подсыхающую кровь.

– Я годами прятался, в то время как должен был заниматься решением нашей общей проблемы. Ну что же, сейчас самое время начать. – Он сжал мое здоровое плечо. – Ты возглавишь Армию Горящей Розы. Моим маленьким колдунам нужен кто-то сильный. – Микельмас коснулся моей головы, будто благословлял меня: – Даже не хочу думать о том, что будет, если Ре́лем выживет…

Некоторое время мы сидели молча.

– Я знаю, ты не можешь простить мне того, что я сделал, – наконец пробормотал колдун.

Прости меня. Я не допущу той же ошибки, что я совершила с Агриппой. Но я не могла обнять колдуна, поэтому просто погладила его по руке.

– Когда эта война закончится, у меня впереди будут целые годы, чтобы тебя изводить, – прошептала я.

– Ты всегда позволяла себе делать наглые замечания. – Микельмас снова застонал. – Ох, эта рана… Оставайся здесь, нет – не вставай!

Но я не послушалась его. Королева. Я должна найти ее, где бы она ни была, и убедиться, что она в безопасности. Но когда, игнорируя протесты Микельмаса, я все-таки поднялась на ноги, мир у меня перед глазами раскололся надвое.

Я не помнила, как упала.

– Просыпайся. – Влажная ткань холодила мой лоб, и кто-то поднял мне голову. – Пей.

Я поперхнулась горячей жидкостью, бегущей по горлу; на вкус она была как масло и базилик, а пахла влажной листвой. Я открыла глаза. Свет ножом проколол мой мозг, и я увидела чей-то размытый образ.