— Против королевы?

— Может быть. Очень трудно отличить правду от выдумки. Я знаю только, что некоторые из лордов очень злы на Дарнли. Они шепчут, что он стал слишком похож на католического короля. Лорды презирают его, и ходят слухи, что кто-то из них предлагает дать Дарнли больше власти, чтобы наша добрая королева потеряла свои права, и поставить на ее место короля-протестанта. Всегда и везде у нас за спиной люди шепчут друг другу тайны. Я боюсь за Марию.

— Но… она скоро родит ребенка. Он произведет на свет наследника для Шотландии, и… она убедит народ и лордов.

— Я надеюсь, что ты права. А теперь приготовься: сегодня вечером королева собирается устроить в своих комнатах малый ужин. Она знает, что ты здесь, и в восторге от этого.

— Лорд Дарнли будет на этом ужине?

— Ты что, шутишь? — сухо спросила Мери Флеминг. — Нет, лорд Дарнли, или король Генрих, как он называет себя сам и как его именует королева, будет пить и кутить где-нибудь еще, по своей привычке. Его спальня находится точно под спальней королевы, но он редко поднимается по потайной лестнице, которая их соединяет.

После того как Мери ушла, Гвинет долго лежала в своей кровати. Ее душа болела оттого, что она не увидит Рована, но она была рада, что ее любимый муж в безопасности. И все-таки ей было так горько: она приехала из Англии в Шотландию, как раз когда он уехал из Шотландии в Англию.

Наконец она встала и оделась с помощью одной из горничных, служивших в замке. Вскоре после этого в ее дверь постучала одна из комнатных служанок королевы и напомнила, что ей пора идти на ужин.

Личные покои королевы находились в северо-западной башне дворца. Они состояли из четырех комнат: приемная, за ней спальня и за спальней еще две комнаты поменьше, куда также можно было пройти по потайной лестнице, ведущей в спальню. Когда Гвинет вошла в спальню королевы и направилась в расположенную за ней комнату, где был накрыт ужин, она услышала тихий голос Марии Стюарт и заметила лестницу, которая вела в комнаты ее мужа.

Но тут королева увидела ее и быстро пошла ей навстречу через комнату с накрытыми для ужина столами, приветствуя вернувшуюся подругу. Гвинет увидела, как сильно изменилась королева, и тревога из-за этого заставила ее забыть, что она была сердита на Марию. Раньше в глубине глаз шотландской королевы всегда таился смех, теперь они потускнели, лицо осунулось. Казалось, что она очень постарела.

— Гвинет, моя самая дорогая! — воскликнула королева и обняла ее так нежно, как если бы эти слова действительно выражали ее чувства.

— Ваша милость! — ответила Гвинет и присела в низком поклоне, полностью соответствующем этикету.

Затем королева увлекла ее за собой в комнату.

— Своих подруг, моих дорогих Марий, ты, конечно, узнаешь. И ты, несомненно, помнишь леди Джин Аргайл и Роберта Стюарта.

«Конечно помню», — подумала Гвинет. Джин была внебрачной сестрой королевы, а Роберт — ее сводным братом. Значит, Роберт не попал в немилость вместе с Джеймсом.

Королева продолжала представлять присутствующих.

— Это Энтони Стенден, мой паж, это — Артур Эрскин, мой конюх… а это Давид Риччо, мой музыкант и мой ценнейший секретарь. — Она повернулась к остальным и объявила: — Это леди Гвинет, наконец освобожденная из заточения, в котором ее держала моя кузина Елизавета.

Все поздоровались с новой гостьей. С Энтони и Артуром Гвинет уже встречалась раньше. Эти люди были верны королеве и хорошо служили ей. Джин всегда была для Марии любящей подругой и поддерживала ее. Роберт, кажется, тоже принимал близко к сердцу интересы своей правящей сестры. Четыре Марии были для королевы любящими прислужницами. По крайней мере, в этот вечер Мария Стюарт окружила себя людьми, чья верность была бесспорной. Непонятным для Гвинет остался только Давид Риччо: ей не было ясно, что он за человек на самом деле.

За ужином Гвинет заметила, что Риччо некрасив, — можно было бы даже сказать «уродлив, как жаба», но умен, и голос у него приятный и нежный. Он мог заставить королеву смеяться, а это, подумала Гвинет, явно не часто удается Марии в последнее время.

Этот низкорослый человечек улыбнулся ей и сказал:

— Добро пожаловать домой. Я знаю еще так мало об этой обширной дикой стране, хотя прожил здесь уже много лет. Здесь такие страсти, такие яркие характеры, такая полнота жизни!

Гвинет улыбнулась и собиралась ответить ему. Но тут их разговор был прерван громким шумом, донесшимся со стороны спальни. Гвинет взглянула на дверь комнаты, где они ужинали, и увидела, что к ним только что вошел лорд Дарнли.

Она поняла, почему Мария охладевает к своему мужу. Он был молод, но умудрялся выглядеть беспутным стариком.

— Король прибыл! — объявил он.

Все встали, кроме Марии.

— Генри, как мило с вашей стороны, что вы нашли время и присоединились к нам, — приветствовала супруга королева Шотландии.

Он улыбнулся в ответ. Даже на большом расстоянии от него пахло так, словно он искупался в бочонке с пивом. Входя в комнату, он покачнулся.

Вошел еще один человек, и тоже со стороны лестницы. Это был лорд Патрик Рутвен. Гвинет была с ним знакома, но все же очень удивилась, увидев его здесь. Он был болен: об этом ей сказала раньше Мери Флеминг. Лорд Патрик действительно выглядел так, словно и теперь еще был не здоров. А когда он заговорил, его слова звучали как бред больного.

— С разрешения вашего величества, — начал он и поклонился Марии таким широким и быстрым поклоном, что едва не упал. — С разрешения ли вашего величества ваш слуга Давид Риччо так долго находится в вашем обществе, и притом в вашей спальне?

— Вы с ума сошли? — гневно спросила Мария, переводя взгляд с Рутвена на своего мужа. — Давид находится здесь по моему высочайшему королевскому повелению, — твердо заявила она, затем взглянула на Дарнли. — Все это происходит только из-за ваших смешных интриг!

— Не порицайте вашего достойного лорда-супруга, моя королева, — настаивал Рутвен. — Риччо околдовал вас. Вы не понимаете, что говорят люди. А они говорят, будто вы наставляете рога вашему супругу.

— Я ношу ребенка! — возмущенно крикнула королева, которая все еще не верила своим глазам. — Я играю в карты и слушаю музыку, пока мой дорогой праведный супруг играет в другие игры!

Ярость Марии была так велика, что Гвинет побоялась, как бы Мария вскоре не расплакалась и гнев не сменился бы горем, которое могло повредить и королеве, и ее ребенку.

Вдруг комната стала наполняться людьми. Гвинет была знакома не со всеми из них, но узнала Джорджа Гордона-младшего, Томаса Скотта и Эндрю Кера.

— Если у вас спор с Давидом Риччо, он явится в парламент, — ровным, без интонаций голосом произнесла Мария.

Но ее слова не произвели никакого действия. Гвинет мгновенно поняла, что эти люди, что бы они ни стали говорить потом, пришли сюда для насилия.