class="p1">– Ну, спасибо, знатоки. – Охваченный новым ощущением собственной взрослости, Айк почувствовал себя обязанным дать желторотикам на прощанье пару советов: – Я иногда бываю с вами строг, но…

– Ему надо что-то на шею, – перебила его Зил. – Слышь, Лен, может, ту шелковую финтифлю, которую ты стырил из кареты старого пердуна у «Метрополя»?

Лен прищелкнул пальцами.

– Точняк! – Он пошарил за пазухой, извлек белый шелковый шарф и протянул Айку: – На́ тебе вместо галстука!

Δ

Айку казалось, будто он носит на шее змею – льдисто-гладкую алебастрово-белую змею. Ощущение было изумительным, а невероятная удача, благодаря которой шарф попал к нему, казалась подарком судьбы. Айк помнил того дряхлого щеголя с Королевских Полей, чьим шиком он любовался из канавы, и если это не тот самый шарф, в котором старикан гулял по лесу, то, получается, его близнец: пять футов белого шелка с вышитым на концах орнаментом из золотых треугольничков. С нечеловеческой элегантностью Айк трижды накрутил шарф на шею, перебросив один конец через левое плечо, а другой свесив вперед.

– Не поставил бы я против такого красавца, – сообщил Лен. – Я бы по твоему слову даже ставку поднял.

Маленькие бродяги проводили его через фабричный двор к стремянке, прислоненной к забору изнутри.

Айк залез наверх и помедлил. На плече у него висела сумка с платьем для Доры и мешочком стеклянных глаз. Дети смотрели на него снизу вверх с восхищенными улыбками.

– Я должен вам за шелк. Уж за кем-кем, а за Айком не пропадет.

– Да ладно, пустяки, – сказал Лен тоном опытного профессионала, который украл столько шелковых шарфов, что искренне рад избавиться от одного.

– Если будете меня искать, я, наверное, буду реже бывать в «Стилле», – сказал Айк и дал им адрес Национального музея рабочего, описав массивное здание с облупившимися зелеными ставнями. – Дайте мне пару-тройку дней, и я раздобуду несколько монет или что-нибудь хорошего на обмен. И дам вам фору в «мало-помалу» – за счет заведения.

Он залихватски коснулся своего котелка и перемахнул через забор. Дети услышали, как Айк спрыгнул на землю, и тут же раздались частые легкие шаги, удалявшиеся в сторону улицы.

Зил, которая правильно сложила в уме нарядный костюм, женское платье и бриллиант на мизинце, выпалила:

– Я буду молиться, чтобы она сказала «да»!

Δ

К огорчению Айка, никто из прохожих, попадавшихся ему навстречу от фабрики Йовена до Национального музея рабочего, не оценил его великолепного облачения. В основном люди спешили на юг, в сторону Южнилы и Лиса; некоторые даже бежали. Мимо пронесся больничный экипаж с белыми и красными полосами: лошади скакали галопом, а санитар с размаху лупил по колокольчику молотком и орал:

– Есть пострадавшие! Все с дороги! Есть пострадавшие! А ну, все с дороги!

Посреди узкого тротуара какая-то женщина всхлипывала в объятьях подруги. Айку пришлось прижаться к стене, чтобы с ней разминуться, даже задеть подол платья расстроенной женщины, но та не обратила внимания.

– Все мертвые, – говорила она подруге сквозь слезы, – все до единого, кто там был. Зверски убиты… Кровь повсюду…

Подруга немедленно обвинила во всем «сукина сына докера Моузи», который поручился за богатеньких студентиков и солдатню Кроссли, и это вылилось в бойню.

Разговор пробудил в Айке смутную тревогу. С того дня в Полях, как он следил за старым мухомором в шелковом шарфе, жуткими сестричками Пинтер и неизвестным военным генеральского вида, Айк чувствовал неладное. Он размышлял, что бы это могло быть, и понял: это затянувшееся ожидание. Ожидание официального мира, новых законов, новых констеблей. Вот почему революция до сих пор не казалась реальной.

Когда Айк был еще мальцом, сбежавшим из Ювенильных пансионов, как-то утром он заработал пенни, волоком дотащив ведро одной собирательнице устриц, у которой разломило спину. Получив за труды монету, Айк присел на корточки и принялся пускать свой пенни волчком на камнях, чтобы полюбоваться его блеском. За этим занятием его и застала незнакомая леди.

Леди пообещала за полпенни принести ему пачку сахарного драже из дома своей сестры, и Айк с готовностью отдал ей монету. Дама пообещала скоро вернуться с леденцами и сдачей. Айк ждал до темноты лакомства и полупенни, прежде чем наконец побрел в «Стилл» и с рёвом рассказал обо всем Рэй.

Докер у барной стойки услышал его рассказ, засмеялся и зычно проревел:

– Обещать не значит жениться!

Рэй взъерошила Айку рыжие волосы, потрепала по щеке и ласково заметила:

– Больше ты не попадешься на эту удочку, правда, Айки?

И теперь его посетило знакомое чувство – когда начинаешь осознавать, что тебя грубо обманули.

Если временное правительство пало, им с Дорой нужно быть осторожными. Но это ничего: Айк умел проявлять осторожность и уже убедился, что и Дора всегда осмотрительна.

Он не стал останавливаться и расспрашивать о природе очередного кризиса. Если стряслось что-то серьезное, новость скоро распространится по городу.

А у Айка сейчас другая задача, и он чертовски хорошо выглядит, даже если началась очередная заваруха и всем стало не до него.

Δ

Айк толкнул незапертую дверь музея и позвал Дору. Ответа не последовало, и под ложечкой у него, где непонятно когда успела лечь холодная тяжесть, немного оттаяло. Видно, Дора вышла за припасами. В будущем, решил Айк, ей не придется никуда ходить, потому что все необходимое приносить будет он.

Айк вынул платье из кошелки, досадливо покачав головой оттого, что оно помялось, и разложил его на письменном столе в кабинете куратора. А рядом оставил мешочек стеклянных глаз.

Больше делать было нечего, и он пошел осматривать экспозицию.

Айк толкнул огромные шестеренки – они вращались плавно и бесшумно. Очень довольный, Айк прошелся туда-сюда через отверстие средней шестерни.

На втором этаже, разглядывая восковую булочницу, Айк, повинуясь какой-то причуде, опустился на четвереньки и заглянул ей под юбки, желая узнать, как устроено у манекенов между ног, но тут же его охватила неловкость, и он поспешно поднялся на ноги. Извинившись перед манекеном, он объяснил, что кое-что искал на полу, решив, что обронил.

– Вам, конечно, все равно, вы же восковая, – сказал он и ушел, не оглядываясь на булочницу.

Подойдя к окнам, он некоторое время рассматривал развалины сгоревшего здания. Три или четыре кошки бродили по кучам битого кирпича, еще несколько мелькали в высокой траве. Айк не думал, что Дора поклоняется кошкам, но готов был делать приношения на кошачий алтарь, если она захочет. Айк любил мелких пушистиков – как их можно не любить? – но не верил, что они способны защитить от зла.

На четвертом этаже он попытался оживить деревянный ящик с окуляром, но добился не больше, чем в прошлый раз.

– Он реально объявил забастовку, слышь, – сообщил он восковому мужчине