При эвакуации из Крыма французы помогли, но за оплату этой помощи забрали русский флот вместе с грузами и конфисковали личные счета сотрудников Врангеля (указ. соч., с. 341).

Столь же пробольшевистски вели себя в Сибири и американцы. Они удивлялись, почему «русская интеллигенция ведет борьбу с такой передовой партией, как большевики». Они дружили с партизанами и способствовали дезорганизации колчаковского тыла. Колчак еще в апреле 1919 года поднимал вопрос об удалении американских войск (указ. соч., с. 338, 339).

Глядя на американцев, и чехословаки стали вести себя предательски по отношению к Колчаку. По приказу президента Масарика (масон), подчиненного Антанте, чехи стали возвращаться домой через Владивосток (в 1919 году), хотя некоторые части готовы были с Колчаком продвигаться на запад. В начале 1920 года чехи вместе с представителем Антанты генералом Жаненом выдали Колчака красным (указ. соч., с. 339).

Столь же предательски вели себя и англичане, сменившие в декабре 1918 года немцев в Прибалтике для оказания поддержки независимости прибалтийских государств.

Юденичу существенной помощи оказано не было. После отхода от Петрограда белые по просьбе Троцкого были разоружены эстонцами и заключены в концлагеря. Зимой 1919–1920 годов погибли тысячи белых вместе с семьями. Эстонцы получили за это тысячу квадратных километров русских земель по договору от 2 февраля 1920 года (указ. соч., с. 337).

От атамана Краснова французы требовали возмещения всех убытков французским предпринимателям из-за хаоса Гражданской войны. Краснов: «От союзников мы не получили ни копейки, вопреки установившемуся мнению» (указ. соч., с. 341).

В апреле 1920 года Антанта предъявила Врангелю требование прекращения войны с большевиками, так как Ленин «обещал амнистию» (указ. соч., с. 341).

Вместо помощи Антанта к началу 1919 года приняла решение экономически эксплуатировать хаос в России — за любую помощь требовали оплаты сырьем, золотом и средствами в западных банках. Л. Джордж: «Мы сделали все возможное, чтобы поддерживать дружеские дипломатические отношения с большевиками, и мы признали, что они де-факто являются правителями… Мы не собирались свергнуть большевистское правительство в Москве» (указ. соч., с. 342).

Президент США Вильсон: «Свержение советского правительства превратится в движение для реставрации царизма. Никто из нас не имел ни малейшего желания реставрировать в России царизм» (указ. соч., с. 342).

Большевики знали, что Антанта воевать с ними не собирается, и свободно маневрировали переброской войск, ресурсов и т. д. И не на пустом месте Ленин имел все основания в ноябре 1920 года заявить: «Английские, японские, французские войска могли бы при желании уничтожить нас в считаные недели. Но мы “разложили” эти войска» (ПСС. Т. 42. С. 22–23). Разложили не войска, а руководителей Антанты, завалив их горами золота, бриллиантов, сырьем и пр. Да и как еврейский финансовый спрут мира — Уолл-стрит — мог серьезно бороться с большевиками, которые отдали в стране русских приоритет двухмиллионному еврейскому народу, наделив его правами, немыслимыми ни в одной стране мира?! За эти права Уоллстрит в лице Шиффа и других еврейских финансовых магнатов в течение десятилетий боролась с царским режимом, устраивая грандиозные социальные конфликты типа смуты 1905–1097 годов. Поэтому метис с примесью еврейской крови Ленин в первой же Конституции РСФСР 1918 года вводит статью, запрещающую антисемитизм, а в Уголовном кодексе вводится статья, карающая за антисемитизм на три года.

Поэтому-то Антанта так вяло помогала белым, отдав предпочтение красным, — не могли могущественные евреи мира, столько лет боровшиеся за права евреев в России, бороться против еврейского засилья в руководстве всех уровней России, особенно в правительстве, ЦК и ЧК.

Имея перед собой общую панораму гражданской междоусобицы, я думаю, легче будет понять причины поражения антибольшевистского движения в целом.

Забайкальский белый «партизан» атаман Семенов эти причины видит в отсутствии согласованности между Колчаком, Деникиным, Юденичем, Врангелем, в разрозненности их действий против большевиков, а также в интригах союзников (Атаман Семенов. О себе. Воспоминания, мысли и выводы. М.: АСТ; Гея итэрум, 1999. С. 298). Он резюмирует: «Каждый русский генерал действовал совершенно самостоятельно, руководствуясь личными усмотрениями и провинциальными интересами» (указ. соч., с. 309).

Князь П. Долгоруков, наблюдавший жизнь Добрармии изнутри, также приходит к тем же выводам: рознь между белыми генералами и интриги союзников. Приводит примеры: атаман Краснов долгое время не хотел подчиняться Деникину; англичане препятствовали продвижению полковника Бермонта из Курляндии на Москву одновременно с движением Деникина (Долгоруков П. Великая разруха. Воспоминания основателя кадетской партии. 1916–1926. М.: Центрполиграф, 2007. С. 107–108). Долгоруков слабость белых армий видит и в слабости их тылов. Так, тыл Добрармии погряз в спекуляции (указ. соч., с. 119).

В отличие от белых, на подвластной большевикам территории тыл был основным фронтом, где крови лилось больше, чем на передовой, он жил по законам комендантского часа, по законам дисциплины военной казармы. В течение 1918 года большевики сумели утвердить свою власть в городах, вплоть до уездных, с помощью чекистских «контор», в деревне — с помощью партячеек, они же и комбеды, строго контролировавших все крестьянское население. Таким образом, все население подконтрольной большевикам территории было заорганизовано, представляя политико-экономический монолит, единый лагерь, скрепляемый единым политическим центром, единой коммунистической идеологией, единой чрезвычайно централизованной политической партией, руководствующейся единой целью — любыми способами сохранить власть. Этой цели и должен был служить режим военного коммунизма, в условиях которого любое недовольство «насекомых», еще не отвыкших от вольницы царских времен и пытавшихся выразить свое возмущение новыми порядками, жестоко подавлялось массовыми расстрелами, виселицами, пытками и прочим реквизитом средневековых кондотьеров. Ничего подобного у белых не было, неумение организовать тыл, систему власти на подчиненной территории характеризовало их как организаторов во всероссийском масштабе никудышных. Не хватало широкого политического кругозора, общей политической культуры. Негосударственные умы (а других-то не было!)!

Антибольшевистская пропаганда в белых армиях почти отсутствовала, набор новобранцев велся вяло, без расстрелов и заложников (что обеспечивало Красную Армию постоянным наличием почти 5 миллионов человек, тогда как за все время Гражданской бойни через Белую прошло около 2 миллионов), вызывая постоянный дефицит армейских кадров. До тотального террора, как большевики, белые не доросли.

Не способствовало победе белых и отсутствие у них единого политического центра руководства антибольшевистской борьбой (да он и не мог состояться в связи с периферийностью белых фронтов, отсюда и рознь в их действиях), единой программы, единой воли, откладывание решения основных вопросов до Учредительного собрания (кто же в момент крутой ломки политико-экономических отношений будет дожидаться созыва полномочного собрания, когда большевики призывают брать все и сразу! — подавляющее большинство населения принимало их обещания за чистую монету!), нежелание давать