есть мочи. Наконец, когда он увидит, что вы намереваетесь подскакать прямо к нему, он засвищет своим волам, чтобы они остановились, и спросит вас:

— Что это вы говорите?

Но это гораздо лучше звучит на их наречии: «Quet о que vo disez?» Представьте себе, что за удовольствие услышать от этого волопаса такой вопрос, после того как вы уже вспотели и охрипли от крика. Но все-таки вы вынуждены повторить свой вопрос:

— Где дорога в Партене? Говори!

— В Партене, сударь? — спросит он вас.

— Ну да, в Партене, чтоб тебя язвило!

— А откуда вы едете, сударь?

Надо что-нибудь придумать и ответить, откуда вы едете.

— Как же отсюда проехать в Партене?

— Погодите. Вы туда едете, сударь?

— Да, любезный. Я туда еду. Где же дорога?

Тогда он кликнет другого волотыку, который в это время подъедет, и скажет ему:

— Миша, этот человек спрашивает, как отсюда проехать в Партене. Не туда ли это будет, под гору?

Другой, если только ему бог поможет, ответит:

— Надо полагать, сюда.

Можете решать сами, сойдете ли вы с ума или сделаетесь мудрецом, пока они вдвоем обсуждают, куда вам ехать. Наконец, когда пуатинцы все основательно обсудят, один из них вам скажет:

— Когда вы доедете до того большого перекрестка, поверните направо, а потом поезжайте все прямо. И вы не собьетесь.

Довольны ли вы, наконец? Можете смело продолжать ваш путь. После таких подробных объяснений вы уж, наверное, не заблудитесь.

Затем, если вы пойдете на городской рынок что-нибудь купить, то вам придется иметь дело с искусными и хитрыми купцами.

— Любезный, сколько стоит этот козленок?

— Этот козленок, сударь?

— Да.

— А вы хотите купить его вместе с маткой? О, это очень хороший козленок.

— Это правда. Козленок хороший. Сколько ты за него хочешь?

— Приподнимите-ка его, сударь, какой тяжелый!

— Верно, но сколько же?

— Сударь, матка принесла всего еще только двоих.

— Верю. Но сколько же тебе за него заплатить?

— А хотите, я вам скажу только одно слово. Я уверен, что вам это не покажется много. Нет.

— Да сколько же, наконец, тебе за него дать?

— Право, я прошу с вас за него всего только пять с половиной су. Вот вам товар. Берите или оставьте.

Новелла LXX

О пуатинце, у которою сержант отобрал телегу и волов и передал в руки короля

Я больше не буду занимать вас рассказами о пуатинцах, которые, бесспорно, весьма забавны. Нужно лишь знать их язык, и самое главное — их удивительно милое произношение. Но раз уж я начал, так расскажу вам еще один рассказ.

У одного пуатинца за неуплату подати сержант описал имущество и, согласно приказу властей, забрал в королевские руки телегу и волов. Бедняга пуатинец был совсем убит горем, но делать было нечего. Случилось так, что через некоторое время король приехал в Шательро.[244] Узнав об этом, наш пуатинец, живший в Ла-Тришери, отправился в Шательро посмотреть на королевские забавы, и ему удалось увидеть, как король выезжает на охоту.

Посмотрев на короля, он вернулся в свою деревню, — больше его при дворе ничего не интересовало. Вечером, ужиная со своими кумовьями-волотыками, он сказал:

— Тьфу ты, навоз! Видел я короля так же близко, как вас. Лицом он — как и все люди. Уж я поговорю с этим шельмой сержантом, что забрал у меня третьего дня телегу и волов в королевские руки. Тьфу ты, навоз! У него руки не больше, чем у меня!

Этот пуатинец думал, что король должен быть ростом с колокольню святого Илария[245] и иметь руки величиною с дуб, а в них держать телегу и волов.

Но отчего мне не рассказать еще один рассказ?

Новелла LXXI

О другом пуатинце и ею сыне Миша

Это был человек трудолюбивый и неглупый. Он отвез двух своих сыновей в Пуатье, чтобы отдать их в школу; вместе со своими земляками-одноклассниками они поселились у «Коронованного вола». Старшего звали Мишелем, младшего — Гильомом. Поместив их в школу, отец простился с ними и уехал. Письма он получал от них редко и довольствовался вестями о них от соседей-крестьян, время от времени ездивших в Пуатье. С ними он иногда посылал своим сыновьям сыры, окорока и весьма прочно подбитые башмаки.

Случилось, что оба они заболели, и младший из них умер, а старший, еще не выздоровев, не мог написать отцу о смерти брата. Через некоторое время отец услышал об этом, он не мог узнать, который из сыновей умер. Весьма огорченный этой вестью, он составил с помощью приходского писаря письмо, которое было адресовано: «Моему сыну Миша, проживающему у короля волов или где-то поблизости». А в письме, между прочим, были такие слова: «Миша, сообщи мне, кто из вас двоих помер, Глом или ты. Это меня очень беспокоит. А еще сообщаю тебе, что наш епископ находится, говорят, в Диссе.[246] Ступай к нему и прими тонзуру, да пускай тебе ее сделают получше да побольше, чтобы не ходить за ней второй раз». Мастер Миша так обрадовался этому письму от отца, что сразу выздоровел, встал с постели и написал ответ. Ответ был начинен риторикой, которой он научился в Пойте.[247] Ради краткости я не буду излагать его здесь целиком и приведу из него только одно место: «Отец мой, уведомляю вас, что умер не я, а брат мой Глом. Но, наверное, я хворал сильнее его, ибо кожа у меня сползает как у свиньи». Хороший ответ, не правда ли? Ей-богу, кто будет это оспаривать, тот ужасный спорщик!

Новелла LXXII

О дворянине из Босса[248] и его обеде

Один босский дворянин, из тех, что, отправляясь в дорогу, садятся по двое на одну лошадь, довольно рано и весьма легко пообедал каким-то кушаньем, приготовленным по местному обычаю из муки, нескольких яичных желтков и еще из чего-то, что я затрудняюсь назвать (ибо не знаю, как оно приготовляется, словом, какой-то похлебкой, которую, я слышал, там называют «коделе».[249] Вот этим-то «коделе» он и пообедал. Но ел он с таким аппетитом, что не успевал вытирать губы и оставил на них несколько кусочков «коделе».

Пообедавши, он отправился по тамошнему обычаю навестить соседа (а этот обычай у них так же распространен, как обычай пукать на ходу) и, запросто ввалившись в дом соседа, когда тот садился обедать, завел с ним разговор.

— Как? — сказал он. — Вы еще не обедали?

— А