— Кажется, он голодный, — сказал Бондин с усмешкой.

— Ты моя умница, — одобрительно сказал кот.

Бондин надел очки.

— Кушать, — коротко сказал кот.

— Я угадал, — сказал Бондин. И спросил суховато: — Мелисса Сигизмундовна, вы еще что-нибудь имеете сообщить мне?

Похоже, на ее жалобы он не повелся. Молодец.

— Нет, — сказала Мелисса.

— Ну, тогда вернемся к остальным. А если у вас еще будут ко мне вопросы или сообщения, я готов выслушать. И помочь, чем смогу. — И он наклонился к коту: — Ну, пойдем, рыжий.

— Пойдем, рыжий, — эхом отозвался кот.

Бондин рассмеялся.

— Сейчас, — сказал он, — только выключу запись.

Послышалось тихое звяканье. Надеюсь, мой шепот на записи не будет слышен! Не должен бы, я ведь снаружи стояла, далеко.

Бондин сказал:

— Вам придется повторить все, что вы мне только что рассказали, при Далии Георгиевне, чтобы я мог ее арестовать.

— При Далии Георгиевне! — ужаснулась Мелисса. — А запись тогда зачем?

— Ну, запись не может служить доказательством сама по себе. Она мне нужна для систематизации фактов.

— Но… повторять перед Далией Георгиевной… — пролепетала Мелисса.

Ой, они же сейчас в гостиную вернутся! И если я зайду с улицы, они тут же догадаются, что я могла подслушивать под окном!

Я быстро и бесшумно отступила от окна, а потом припустила во всю прыть в дом.

Вбежала в полутемную гостиную, освещенную только светом двух бра у стены, возле которой я до этого сидела. Над диванной спинкой виднелись две головы, и эти головы вовсю целовались.

Я промчалась мимо и шлепнулась в кресло под бра. Схватила журнал со стола, закрылась им и громко кашлянула. В это же время далеко в глубине дома послышался звук открывающейся двери, потом раздались шаги и голоса Мелиссы и Бондина.

— Вика? — раздался голос Орхидеи. — Ты давно здесь?

— Всегда здесь сидела, — как ни в чем не бывало ответила я, опуская журнал.

— Да? — конфузливо сказала Орхидея.

В этот момент в гостиную вошли Мелисса и Бондин с котом на руках.

— Разве ты не выходила? — Орхидея продолжала смущаться и, видимо, из-за этого никак не могла перестать меня допрашивать. — А мы тебя не видели.

— Еще бы, — сказала я. — Вы были так заняты… Игрой.

— Да, игра действительно очень… — пробормотал Николай. — Очень.

— Да, очень, — повторила за ним Орхидея.

Бондин поглядел на меня из-за стекол очков с подозрением — будто обо всем догадался. Да ну его. Вечно делает вид, что в курсе всего. Знаем мы его приемчики!

Бондин сказал, обращаясь скорее к Орхидее, чем ко мне:

— Кто-нибудь может наколдовать чего-нибудь съестного для голодного животного?

— Мя-я-у, — сказал кот.

Я давно уже выключила перстень, потому не поняла.

— Мяса, сырого, — перевел Бондин. И снял очки. Видимо, тоже устает все время глядеть на магическую реальность. Хотя и строит из себя ко всему привычного крутого магического служащего.

В мгновенье ока в руках у Орхидеи оказалась тарелочка с кусочками мяса. Кот нетерпеливо забарахтался в руках Бондина, инспектор спустил его на пол, и котяра вспрыгнул на столик, где Орхидея поставила тарелочку рядом с игровым полем.

Инспектор сказал:

— Ну, я, пожалуй, пойду прогуляюсь по берегу. Может, окунусь в море, — и почему-то посмотрел на меня вопросительно.

Типа, с собой приглашает?

— А мне можно с вами? — встряла тут Мелисса.

— Э… Кхм… — замялся Бондин, — разумеется.

— Я только купальник надену, — пролепетала Мелисса и скрылась в комнатах.

Она же под следствием. Какие ей купания? Я нахмурилась. Ну и пусть идут себе. Я встала, обошла журнальный столик, на котором весело чавкал кот, подошла к Мише, присела около него на корточки и погладила по голове. Оглянулась украдкой на инспектора, который стоял в нерешительности у стеклянной двери и с каким-то непонятным выражением лица, будто бы с обидой, глядел на меня. Потом быстро развернулся и вышел.

Тут появилась Мелисса в цветастом халатике, накинутом поверх красного раздельного купальника. Живот у нее плоский, как у гимнастки, и грудь вполне выдающаяся. А загар такой ровный и золотой — наверное, она на эти Канары каждый месяц ездит. А может, вообще по уик-эндам.

А что, отличная парочка — следователь и подследственная. И она будет у него на виду, прям вся практически.

И Миша спит, как назло. А то можно было бы с ним вдвоем пройтись по берегу.

Кот съел все, что было на тарелке, спрыгнул на пол, потом забрался на кресло под бра и стал умываться. Я вспомнила, что хотела спросить его кое о чем.

Я подошла к нему и повернула перстень камнем внутрь, чтобы понимать.

— Я хотела спросить… — начала я.

Он поднял морду, застыл с поднятой передней лапой, весь во внимании. Я тихо прошептала:

— Как ты узнал пароли?

Нет, ну правда же. Вдруг и мне когда пригодится.

— Пароли? — переспросил он. — Кто они?

— Слова, — пояснила я, — чтобы кактусы не кололись.

— Я их придумал.

Я удивилась:

— Просто придумал?

— Я подхожу и знаю, что кактус хочет что-то от меня услышать.

— О! — подняла я брови. Ничего себе. Кот-телепат. То есть телепат, это кто мысли людей слышит, нет? А тут… А у кактуса есть мысли?

Кот продолжил умываться.

Николай что-то игриво шептал на ухо Орхидее, и она смущенно хихикала.

Я почувствовала себя совершенно одинокой. Несмотря на то, что мой жених спал на полу в нескольких метрах от меня.

Ну и ладно, пойду гулять одна. Море, оно ведь остается морем, даже когда смотришь на него в одиночестве. А захочу купаться, наколдую себе суперский купальник. А нельзя ли наколдовать суперскую фигуру? Эх. Похоже, что нет. Орхидея давно бы уже наколдовала. Хотя ее теперь и безо всякой фигуры вон как обожают.

Я с завистью посмотрела на двух влюбленных, сидевших в обнимку.

Но почему мне так грустно? И почему я им завидую? Я ведь Мишу своего вернула! Своего любимого! Единственного! И мы поженимся к Новому году. Кстати, может, раз уж это будет в Новый год, позвать Николая регистратором? Это будет в тему. Не то что Дед Мороз в сентябре и на Канарах — нелепость какая-то!

Я выключила око и вышла наружу. Спустилась по каменной лестнице от виллы к берегу. В море рядом с причалом маячила врезавшаяся в него яхта. Похоже, Орхидея и думать забыла, что ее надо вернуть хозяину. Да плевать, мне-то что. Владельцы яхт — люди не бедные. Им одной яхтой меньше, одной больше — все равно. И потом, о порядке и о соблюдении законов у нас Бондин заботится.