Сначала Вилли не ответил, затем, пригнув голову, буркнул:

– Не понимаю.

– Чего?

– Почему отец не поднял большой парус.

– Какой большой парус?

– Вон там. – Вилли кивнул на место под кормовой палубой. – У него есть большой парус. Спрятанный. Он может обогнать практически кого угодно. – Вилли указал большим пальцем назад, на саутгемптонское судно, которое теперь явно их настигало. – При таком попутном ветре им в жизни нас не догнать.

– Может, еще поднимет.

Вилли покачал головой:

– Не теперь. И он сделал ставку. Пять фунтов. Я не пойму, что он творит.

Джонатан уставился на лишенное подбородка лицо друга, столь безупречно повторявшее отцовское, увидел гримасу тревоги и вдруг осознал, что смешной мальчуган, носившийся с ним по лесам и игравший в ручьях, уже был уменьшенной копией взрослого в том смысле, в котором он, Джонатан, не был. Дети фермеров и рыбаков отправляются на работу с родителями, тогда как дитя преуспевающего купца – нет. Дети бедняков имеют обязанности, а их родители в известной степени относятся к ним как к равным.

– Он должен знать, что делает, – предположил Джонатан.

– Тогда почему не сказал мне?

– Мой отец никогда ничего не говорит мне, – сказал Джонатан и неожиданно сообразил, что это неправда: купец всегда хотел ему что-то растолковать, но он не желал слушать.

– Он мне не доверяет, – грустно заявил Вилли. – Знает, что я разболтал тебе его секрет. – Вилли глянул на Джонатана. – Ты же никому не сказал?

– Нет, – ответил Джонатан, что было почти правдой.

Однако по мере приближения берега судну Сигалла удавалось недолгое время держаться аккурат впереди соперника.

Они прошли полпути, когда саутгемптонское судно вырвалось вперед. Джонатан услышал победный клич ее команды, но Сигалл и его экипаж не обратили на это внимания. И саутгемптонцам, пока они подходили к Ярмуту, не удалось оторваться дальше чем на полмили.

Порт Ярмут был меньше лимингтонского, и от вод Солента его защищал песочный вал, бывший в то же время стеной гавани. Они были еще в миле от входа, когда Джонатан заметил нечто странное: парус трепыхался.

Он услышал, как Сигалл отдает приказ, и двое матросов бросились ослабить одно полотнище, а еще двое – натянуть другое, чтобы поставить парус под иным углом. Сигалл оперся на румпель.

– Ветер меняется! – крикнул Вилли. – Северо-восточный!

– Тогда будет чуть легче вернуться, – дерзнул высказаться Джонатан.

– Может быть.

Саутгемптонскому судну пришлось прибегнуть к тому же маневру, но оно уже находилось ближе к входу в гавань и получило преимущество. Вскоре они увидели, как оно поворачивает, направляется в узкий канал у песочного вала и убирает парус, оказавшись под защитой гавани, но прошло время, прежде чем они смогли сделать то же самое. Перед самым заходом Джонатан увидел, что Алан Сигалл наблюдает за облаками. Его обычная полуулыбка слетела, и Джонатану показалось, что моряк встревожен.

Когда они вошли, саутгемптонское судно уже пришвартовалось, а команда занялась разгрузкой.

Ярмут тоже был основан лимингтонским лендлордом. В данном случае тот создал свой город в виде решетки улочек на восточной стороне гавани. Местечко было маленьким, но шумным, так как через него проходила бóльшая часть товаров, которыми торговали с острова Уайт. За последние сто лет построили пристань и установили подъемные механизмы, чтобы разгружать суда сразу в доки, а не в лодки.

Команда повскакивала с мест, готовая действовать, еще до того, как пришвартовали судно. Пока с причала подавали сходни, моряки поспешили подвесить блок к нок-рее и пропустить через нее трос, идущий от топа мачты, чтобы выгрузить самые тяжелые предметы вроде бочек. Даже оба мальчика принялись носиться по сходням с тюками шелка, ящиками со специями и прочими товарами, которые могли поднять. Взглянуть Джонатану было некогда, но он знал, что с их меньшим грузом они сумеют выиграть немного времени у саутгемптонцев. Он был так занят, что едва ли обратил внимание на то, как темнеет небо над гаванью.

Но Алан Сигалл заметил. Какое-то время он помогал с разгрузкой, но, когда последнюю бочку с вином благополучно опустили на землю, пошел по причалу к капитану второго судна, командовавшему своими людьми. Встав ненадолго рядом, он указал на небо.

Кряжистый саутгемптонец тоже взглянул туда и пожал плечами.

– Я видывал и хуже, – проворчал он.

– Может, и видывал.

– Мы вернемся раньше, чем станет совсем плохо.

– Сомневаюсь.

Словно согласный с ним, вдруг налетел порыв ветра, который со свистом пронесся над крышами ярмутских домов и оросил лица каплями дождя.

– Давайте ту бочку! Живее! – крикнул здоровяк своей команде. – Вот и все! – Он повернулся к Сигаллу. – Мы уйдем первыми. Если у тебя кишка тонка плыть, то и черт с тобой! – И, показав ему спину, он поднялся по сходням на свое судно.

Однако он ошибся в оценке насчет отплытия, потому что именно судно Сигалла отчалило первым и устремилось к входу в гавань. Команда, руководимая Сигаллом, взялась за весла, но сначала они зарифили парус, и тот, когда его поднимут, будет не квадратом, а узким треугольником. Отправление раньше большого судна показалось Джонатану поводом к торжеству, но по напряженным лицам команды и сосредоточенному взгляду Сигалла было видно: они не рады.

– Будет круто, – сказал Вилли.

Через несколько секунд они миновали песчаную косу и вышли в открытые воды.

Особенностью Солента является то, что если моряку и приходится бояться чего-то всерьез, так это сильного восточного ветра. Он поднимается не регулярно, но бывает внезапным и страшным. Его любимый месяц – апрель.

Когда он вторгается в Английский канал, от острова Уайт нет никакого толку. Куда там. От более широкой восточной оконечности Солента ветер мчится по его сужающейся воронке и приводит воду в неистовство. Мирный рай оборачивается кипящим коричневатым котлом. Остров скрывается за огромными серыми стенами клубящегося пара. Над солеными болотами ветер воет так, словно намерен вырвать дрожащую растительность и раскрутить ее – деревья, кусты утесника и все остальное – высоко над Кихейвеном, а затем швырнуть в находящийся за ним бурлящий Английский канал. При виде сильного восточного ветра моряки спешат в укрытие со всей скоростью, на какую способны.

Алан Сигалл рассудил, что так и будет.

Ветер налетел резко в тот самый миг, когда они миновали косу. Неспокойные волны уже превращались в катящиеся валы, но судно, осадка которого теперь уменьшилась, могло с ними справиться. Все десять человек экипажа гребли: по пять с каждого борта, все люди опытные. План Сигалла состоял в том, чтобы отойти подальше от берега, идя чуть против ветра, затем поднять малый парус и попытаться, сочетая парус, румпель и весла, как можно ближе подойти к входу в реку Лимингтон. Поскольку Лимингтон находился почти напротив, их наверняка унесет чересчур далеко на запад. Но это, по крайней мере, доставит их в сравнительно безопасное место – в мелкие воды над приливными полосами, и с малой осадкой они смогут обойти на веслах болотистый берег. В худшем случае посадит судно на мель в соленых болотах и они преспокойно отправятся домой пешком. Одно было ясно: теперь гонку выиграет тот, кто просто доберется до дому.