Через пару минут он смотрел на сражение в бинокль из бойницы башни, одолженный ему комендантом форта. Псы запрыгивали на раньяров, убивали всадников, рвали насекомым крылья, бились с охонгами на земле – но и водных духов тоже пытались уничтожить, нападая группой на одного, вспарывая лапами-лезвиями, пытаясь растерзать челюстями. В сотне метров от форта с десяток псов набросились на шагающего тха-охонга, повисли на сочленениях лап – инсектоид с верещанием закрутился, пытаясь смахнуть и уничтожить их. Одного тер-сели, сорвавшегося с загривка, гигант все же проткнул. Амулет в руке Люка кольнул болезненным разрядом – а пес обрушился лужей воды, но тут же поднялся снова. Был он теперь в два раза меньше.

Руку то и дело прошивало болью, когда рассыпался водой то один, то другой тер-сели. Но они поднимались вновь, пусть меньшего размера, и их было еще очень много – враг, отбиваясь от неожиданных защитников, все же дрогнул и начал отступать под радостные крики оставшихся в живых бойцов.

– Вы нас спасли, ваша светлость, – с благодарностью проговорил комендант, находящийся тут же, в каземате перед бойницами.

– Это далеко не конец, – хрипло и с сожалением отозвался Люк, направляясь к двери. – Держитесь, полковник. Надеюсь, еще увидимся.

Его снова начал грызть голод, и находиться с людьми в одном помещении стало невыносимо – да и необходимо было лететь проверить обстановку у других фортов. И если повезет, если будет возможность сделать передышку – обязательно надо поохотиться и поспать хотя бы пару часов.

Жаль, что амулет у него только один. Пусть здесь они выиграли время, и враг пока будет опасаться соваться к Пятнадцатому форту, но оставалось еще огромное поле боя вокруг. Водным духам необходимо будет вернуться в свою стихию и восстановиться, и сколько это займет времени – неизвестно. Да и прибегать к их помощи нужно только в таких, крайних случаях.

Значит, необходимо искать другие возможности.

Люк пролетел над фортами – кое-где наступление успешно сдерживали, где-то враги двигались к крепостям, но ситуация была одинаково тяжелой. Покружил над Семнадцатым фортом, пытаясь высмотреть Берни – но брата он не увидел и не стал больше терять время. Нужно было поохотиться – и он, уже сходя с ума от голода, понесся к морю.

Через полчаса сытый змей выбрался на берег и обернулся в человека, который долго лежал у кромки волн плашмя, бессильно загребая песок пальцами. Но он все же сумел подняться и, шатаясь, побрел в сторону дороги – чтобы по пути снова рухнуть на песок и заснуть прямо под начавшим моросить теплым дождем.

* * *

Майор Це́рсия Ла́риди, со своей группой переместившаяся к дальним фортам по приказу командования, уже несколько раз отходила с подготовленных снайперских позиций. Наступление иномирян шло волнами, и стоило обезвредить нескольких инсектоидов, как их места занимали следующие. За спиной майора в полукилометре грохали орудия Семнадцатого форта, и Лариди с удовольствием слушала музыку боя, любовно заряжая тяжелую снайперскую винтовку, и раз за разом выбивала из строя раньяров и охонгов, ослепляя их.

Треть ее девочек, приехавших с Маль-Серены, погибли, и майор, которой не исполнилось еще тридцати, каждую оплакала, как мать, хотя не смогла проводить всех в плавание к перерождению. Дармонширцев в фортах предупредили, что тела серениток нужно не сжигать, а отдавать морю, – и двенадцать раз уже отправлялись к берегу машины с останками снайперов, отдавших свои жизни на чужой земле. Мать-Вода принимала их в свои объятия, уводила на перерождение – и защищала от перерождения в нежить.

Майор лежала в подготовленном «гнезде» под поваленными стволами – остальные защитники позиции, около которой она разместилась, уже отступили к форту, и она осталась одна. Но и ей отсюда скоро придется уходить.

Впереди, в нефтяном дыму, вдруг показались бегущие люди, а за ними – огромные раскачивающиеся на перепаханной почве тха-охонги, перешагивающие через засеки. Майор сквозь прицел винтовки присмотрелась к бегущим. Свои: у одного лейтенантские нашивки, у другого труба гранатомета за спиной, всего человек десять. Нужно было прикрыть их – и она, прицелившись, сняла всадника на тха-охонге, а затем один за другим выбила глаза одному гиганту, прицелилась в другого…

Она стреляла и стреляла, стараясь ослепить как можно больше врагов и помочь уйти соратникам, – а затем, когда они промчались мимо, выпрыгнула из своего «гнезда», приладила винтовку за спину и побежала следом.

Лейтенант увидел ее, оглянулся, что-то крикнув, но она, не обращая на него внимания, тонко и оглушительно свистнула. Ей в ответ раздался такой же свист, и через десяток секунд к ней присоединилась еще одна серенитка.

Беглецы молча неслись от наступающих тха-охонгов к последней линии обороны перед Семнадцатым фортом – туда, где были выкопаны укрепления и установлены минные заграждения, туда, где враги должны были завязнуть в перепаханной земле, рвах и поваленных деревьях и дать возможность уничтожить их.

* * *

На берегу моря, километрах в трех от фортов вглубь герцогства, беспробудным сном спал человек. Ревел над ним косой ливень, вспенивая соленую воду и взбивая песок; струи дождя хлестали по спине, стекали по черным волосам, щеке и закрытым глазам – голова была повернута набок. Человек не просыпался, но то и дело дергался от боли, глухо стонал, начинал тяжело, прерывисто дышать – и кулак его крепче сжимал золотой медальон с двумя выбитыми на нем волнистыми линиями.

Вдруг загудело, зашумело, как при сильнейшем урагане, в тучах образовался просвет – из него рванулась вниз огромная дивная то ли птица, то ли змея с клювом и длинным телом, покрытым трепещущими перышками-чешуйками. Гул исходил от нее – прозрачной, сотканной из белесых клубящихся потоков ветра, заметной только из-за обтекающих струй дождя. Птица-змея зависла над спящим – и так велика она была, что ее голова напоминала холм, а туловище все струилось из просвета и не заканчивалось, и перышки-ветерки трепетали, разгоняя облака. Она озадаченно скручивалась над ним в гигантскую спираль и, кажется, принюхивалась.

Загудело сильнее, и к первой птице сорвались с небес еще две, такие же огромные. Они вились вокруг человека с такой скоростью, что рев ветра стал невыносимым, песок вставал круглой стеной, а спящий приподнимался в воздух – и падал обратно. Но не просыпался. Небесные гостьи вдруг застыли, глядя на него, загудели сильнее, словно недоуменно обсуждая что-то, – тела их шли воздушными волнами, выдувая в песке пляжа гигантские каналы, тут же заполняемые дождем, – а затем недовольно встопорщили крылья и тремя туманными петлями ворвались обратно в облака.

Человек, облепленный мокрым песком, промокший насквозь, все спал, и все дергалась от боли его рука. Когда вой ураганных птиц окончательно затих и только дождь продолжал шуметь над пляжем, из моря один за другим, осторожно поглядывая на небо, вышли четверо крошечных, размером с ладонь, псов тер-сели.

Приказ они выполнили и утекли восстанавливаться, но в руке человека был медальон, связывающий водяных духов, а владелец сейчас не способен был его защитить. Поэтому нужно было защищать самого человека – и тер-сели побродили вокруг, недовольно и басовито порыкивая, а затем разом схватились зубами за рукава и брюки и, загребая спящим песок, с трудом и очень медленно потащили его под защиту деревьев, растущих на пляже ближе к шоссе.