— Зачем ты приехала? — спросил Саймон с недоумением.

— За тем, что хотела тебя видеть, — искренне ответила Дженни. — И еще я хочу, чтобы ты знал мое мнение насчет Клевер. Меня возмутила выходка мамы. Она непростительна! Мне очень жаль. Правда.

Глаза Саймона тут же подернулись пеленой. Дженни поняла, что эта тема для него болезненна.

— Так, ясно… — пробормотал он и, помолчав, добавил: — Но зато у меня есть Шарлотта.

— Я очень рада, — мягко улыбнувшись, сказала Дженни. Она всегда симпатизировала Шарлотте. Та была умна, красива, обладала сильным характером и не давала спуску никому, будь то Саймон или кто-нибудь другой. Дженни особенно нравилось это последнее качество. Ей хотелось стать такой же. И она знала, что если Саймон завоюет сердце Шарлотты, ему очень повезет в жизни. — Как давно это у вас, а? — спросила она, взяв из вазочки несколько виноградин. Дженни убежала из дому, даже не позавтракав.

Саймон вдруг застенчиво покраснел.

— С Охотничьего бала, наверное. У Фредди не было ни единого шанса. Едва я увидел там Шарлотту, как понял: она станет моей девушкой. И я жалею лишь о том, что был так долго слеп!

Шарлотта очаровательно улыбнулась.

— Я влюблена в Саймона с одиннадцатилетнего возраста, — призналась она, глядя на него с нежностью. — И теперь мы будем вместе. Что бы ни случилось.

— Ага… Только умоляю тебя, Дженни, ничего не рассказывай матери! — проговорил Саймон. — Шарлотта согласилась выйти за меня замуж, даже с учетом того, что я навсегда останусь калекой. Но мы хотим все устроить без участия матери. Она все испортит.

— Ну что ж, вы можете на меня рассчитывать, — сказала Дженни. — Я думаю, это замечательные новости. И я счастлива за вас обоих.

Про себя она отметила явные перемены, произошедшие в Саймоне. Мрачная угрюмость исчезла, лицо утратило капризное выражение. Несмотря на свое физическое состояние, он выглядел веселым и бодрым.

Она не стала им мешать, видя, что им не терпится побыть наедине. В обед должна была приехать Анжела, и у них оставалось не так много времени. Возвращаясь в Лондон, Дженни размышляла о будущем. Она будет жить в Нью-Йорке. Саймон заберет Шарлотту жить в Пинкни. Интересно, как ко всему этому отнесется мама?..

Позавтракав, Ребекка и Стирлинг вышли на главную улицу Лас-Вегаса, вдоль которой тянулись знаменитые игорные заведения. За стеклянными стенами оглушительно звенели бесконечные ряды «одноруких бандитов», которым сотни и тысячи игроков ежесекундно скармливали свои монетки и дергали за хромированные рычаги до ломоты в руках. Ребекке внезапно представилось, как Марисса вот точно так же опустила в щель автомата мелкую монету, дернула вниз рычаг, и четыре яблочка вдруг сошлись в среднем ряду вместе. Автомат весь зазвенел, зашумел, лампы на нем вспыхнули, и в серебристый поддон внизу с грохотом хлынул нескончаемый поток выигранных с джекпота денег. Любопытно, какое было в тот миг лицо у Мариссы? О чем она думала тогда? Готова была упасть в обморок от счастья? Кричала ли она от радости? Хлопала ли в ладоши? Или, напротив, застыла на круглом стульчике, как статуя, не веря в свое счастье? В жизни ее настала звездная минута. Она в одночасье стала богатой. Должно быть, она подумала тогда, что заново родилась на свет.

— Ты что задумалась? — спросил ее Стирлинг.

— Да вот гадаю, что стало с Мариссой, когда она сорвала джекпот? — пробормотала Ребекка.

— Как раз это мы и должны узнать с тобой, — отозвался Стирлинг. Он взял Ребекку под руку и притянул к себе. — Переходим на ту сторону, малыш. Вон «Золотая пальма», видишь?

Ребекка подняла глаза и увидела большое вульгарно-розовое здание невероятных пропорций и очертаний. Главный вход украшали массивные фальшивые пальмы. Золотая краска на них искрилась под лучами яркого утреннего солнца. Дворик перед входом был выложен розовыми бетонными плитами, между которыми тянулись ввысь другие фальшивые деревья. Ребекка и Стирлинг молча пересекли улицу, взявшись за руки, и вошли в казино через дверь-вертушку.

Внутри также повсюду были золотистые пальмы, обтянутые мягкой обивкой бирюзовые стены, золоченые потолки. Начищенные до блеска лампы заливали вестибюль ярким светом.

Пройдя еще через одну вертушку, которая была слева, Ребекка и Стирлинг оказались в главном игорном зале, забитом до отказа играющими, хотя на дворе было всего половина одиннадцатого утра. Кто-то делал ставки в покере, другие в рулетке, но больше всего игроков столпилось у столов баккара, где ставки были высокие и один-единственный ход мог разорить человека или принести ему сказочный выигрыш. Вдоль стен стояли вездесущие «однорукие бандиты», трещавшие и звеневшие, словно рой металлической саранчи. У Ребекки вскоре голова пошла кругом от разноголосого шума и какофонии звуков, образованной из звяканья бросаемых в щели автоматов монет, грохотанья опускаемых рычагов и кручения барабанов.

— Ты погляди на их лица, — шепнула она Стирлингу. — Зомби, настоящие зомби! Лунатики! Поснимать бы здесь сейчас!

— Тоже мне, отдых… — презрительно фыркнул Стирлинг, качая головой. — Как будто на свете нет ничего более занятного. Ты знаешь, говорят, игорный бизнес Лас-Вегаса приносит в год порядка двух миллиардов долларов прибыли. И эти дурочки не понимают, что прибыль складывается за их счет.

— Точно. Давай-ка выбираться отсюда. Интересно, где тут можно найти кого-нибудь из начальства?

Они вернулись из игорного зала в вестибюль и на этот раз пошли направо, где тоже находилась обитая бирюзовым бархатом, под цвет стен, дверь-вертушка. Пройдя через нее, они оказались в широком коридоре. Стены были выкрашены позолотой, ковер отливал бирюзой, и на нем был вышит узор в виде золотых пальм. Вдоль стен тянулись ряды цветных фотографий, сделанных в натуральную величину. На них были запечатлены танцовщицы кабаре. Обилие застывших белозубых улыбок, женского тела и длинных вьющихся волос… Снимки были настолько однотипны, что казалось, на всех позировала одна и та же полногрудая и длинноногая красавица.

Вдруг Ребекка вздрогнула, схватила Стирлинга и подвела его к одной из фотографий, на которой была изображена девушка в страусовых перьях и платье-мини, усыпанном искрящимся бисером из горного хрусталя. Светлые роскошные волосы спадали на плечи, на лице играла очаровательная белозубая улыбка, затмевавшая улыбки остальных в этом коридоре. Под снимком была прибита маленькая табличка, которая гласила: «Марисса Монтклер».

— Ну, что скажешь? — медленно проговорил Стирлинг.

— Это по крайней мере доказывает, что мы не ошиблись дверью, — отозвалась Ребекка. — Честно говоря, я удивлена, что ее фото до сих пор висит здесь.

— А зачем снимать такую красотку, даже если она больше не танцует на местной сцене?

Ребекка хмыкнула:

— Ну, наверно…

В конце коридора была еще одна обитая бархатом дверь. Стирлинг открыл ее, и они оказались в погруженном в полумрак просторном ресторане, заставленном пустыми столиками и стульями. В дальнем конце располагалась тускло подсвеченная эстрада. Вокруг стояла мертвая тишина.