— Показывай дорогу!

И третье, что он вымолвил, как всегда, негромко, обращалось и к Данилке, и к прочим скоморохам:

— За мной!

Приказчик, получивший от конюха еще и хорошего пинка, припустил по садовой дорожке, меж кустов. Семейка, таща за собой девку-плясицу, — следом. За ними поспешали главный скоморох, скоморох-лягушка и кукольник. Замыкала бегство вторая девка, а уж за ней бежал Данилка.

Откуда он знал, что слабых помещают в середку, а сильные должны идти впереди и прикрывать хвост войска, ему самому было непонятно.

Миновали лужайку, где было приготовлено все для девичьего баловства — и лавочки, и висячие качели с мягким сиденьем, обтянутым холстинкой, и качели прыгучие — такие, на которых малые дети катаются сидя, а те, кто постарше, уж стоя, подпрыгивая при всяком вознесении к небесам.

Эти прыгучие качели были просты в изготовлении — положенный на бок и малость подрубленный топором, чтобы не гулял, чурбан, а поперек него — длинная доска.

— Данила, доску прихвати! — велел, обернувшись на бегу, Семейка.

Данилка, не раздумывая, разорил качели. Девка подхватила добычу за один край. Так нести было не в пример легче.

Когда добежали до забора, стало ясно, для чего понадобилась доска. Семейка и купеческий приказчик так ловко вбили ее краем в щель между досок забора, что можно было по ней взбежать и запросто перепрыгнуть на ту сторону, прямо в соседский сад. Выбирать не приходилось — сам Семейка и опробовал изобретение первым.

Тут-то и оказалось, что служилые люди Земского приказа горазды на всякие пакости.

Пока одни ломились на белянинский двор через ворота, поднимая шум и всуе поминая государя, другие сели по разным местам в засаду, в том числе и под забором соседского сада. Так что Семейка не просто соскочил вниз, а угодил верхом на человека, который торчал там, внизу, на корточках.

Началась схватка того рода, который знатоки кулачного боя именуют сцеплянкой. То есть, противники немедленно разбиваются попарно, и тут уж на себя лишь и надейся!

Семейка, покатившись вместе с оседланным им приставом, успел крикнуть про засаду, но скоморохам выбирать не приходилось — главный взбежал и соскочил прямехонько на другого пристава. Скоморох-лягушка оказался хитрее — прижался к забору и прочим подал знак сделать то же самое. Засада, наскоро подивившись тому, что беглецов всего двое, решила было сунуться в белянинский сад. Но, как только над забором появилась любознательная бородатая рожа, так сразу и получила кулаком в ухо. Удар нанес пожилой кукольник, а скоморох-лягушка без всякой доски перемахнул на ту сторону и сразу же нашел себе противника.

Кукольник отправился воевать последним, но не с пустыми руками. Купеческий садовник иные кусты подвязал к кольям. Такой-то кол и высмотрел этот пожилой, да шустрый мужик, с ним и поспешил на выручку товарищам. Сверток со скоморошьими пожитками он бросил одной из девок, та подхватила и сунула себе под мышку.

Приказчик, слыша из-за забора шум яростной возни, махнул рукой и помчался назад — к хозяину, чтобы его, Боже упаси, служилые люди не приметили как участника бегства.

Данилка остался у забора с девками.

Он глядел на них в растерянности и отчаянии. Ну, куда этих дур девать?.. Через забор в самое побоище? Или пусть ждут, пока их тут приставы со стрельцами отыщут?

— Данилушка! — вдруг позвала его одна из девок, та, что убегала с ним рядом. — А ведь ты не признал меня, Данилушка! Федосьица я!

Данилка уставился на нее, как на нечистую силу.

Почитай что полгода прошло с той разлюбезной ночки, когда его заманили на тайные крестины и, не спросясь, сделали крестным отцом младенца Феденьки. Теперь же мать этого Феденьки, и точно что неузнаваемая под свекольным румянцем во всю щеку, смотрела на Данилку и, несмотря на опасность, улыбалась!

— Сюда, девки, скорее! — позвал старший скоморох.

Федосьица, подхватив полы алого летника, ступила на доску, быстро сделала два шага, нагнулась, ухватилась за край забора — и тут летник, взлетев ввысь, распахнулся, открыв белые крепкие ноги.

Самое место и время было девичьими ногами любоваться!

Но Федосьица уже соскочила по ту сторону забора, принятая в охапку кем-то из своих, а Данилка еще смотрел на то место, где те ноги мелькнуть изволили.

Вторая девка поспешила следом.

— Данила! Живо! — послышался Семейкин голос.

Тогда и Данилка переправился через забор.

Семейка, его позвавший, сидел на корточках, коленом прижимая к земле противника. Тот, лежа на животе, елозил и скреб ногами. Конюх так хорошо держал его за глотку, что ни звука из той глотки не исходило.

Это был пристав, а двое немолодых стрельцов отдыхали на траве без памяти. Четвертый, также пристав, сидел на земле, привалясь к забору, и держался за щеку, а рядом лежали гусли.

— Уходить надо, — сказал старший скоморох. — Где это мы?

Приглашая ватагу — потешить себя и чад с домочадцами, купец Белянин позабыл рассказать о своих соседях. Судя по тому, что сад был не маленький и виднелись над кронами яблонь крыши теремов, изукрашенные красивой резьбой, сосед вряд ли побирался на паперти. И наверняка имел злых цепных кобелей — к счастью, по дневному времени они сидели на привязи.

— Где-где! — передразнил кукольник и добавил известное определение. — Побежим вдоль забора, может, хоть не на улицу, а в переулок выскочить удастся!

Семейка кивнул, отскочил от своего пленника и оказался рядом со скоморохами. Тот перевернулся на спину и разинул было рот…

— Вот только заори мне, — сказал Семейка, показывая приставу прихваченную у него же дубинку. — Вот только заори — мозги с травки соскребать будешь.

— А-а… — только и смог вымолвить пристав.

— Вставай, дурак. С нами пойдешь.

— Нужен он тебе больно? — спросил старший скоморох Семейку.

— На два шага отойдем — шум подымет.

— Давай его сюда!

Таща за шиворот обалдевшего пристава, скоморох поспешил вдоль забора, Семейка с дубинкой и скоморох-кукольник с колом — следом. Потом девки, к драке не пригодные, несли скоморошье имущество, а за ними бежали Данилка и скоморох-лягушка.

Сад кончился, ватага влетела как раз в угол, образованный забором. По ту сторону справа была улица, а слева — желанный переулочек. Ватага поспешила в глубь переулка, чтобы своими прыжками через забор привлечь поменьше внимания.

Семейка первым подозвал к себе Данилку, присел и подал ему сложенные замком ладони. Данилка поставил, как в стремя, левую ногу, Семейка выпрямился — и Данилка оказался на заборе верхом. Он посмотрел направо и налево. Со стороны улицы никто его не заметил, хотя люди в створе переулка и мелькали, а с другой стороны было что-то вроде церковной, а может, и кладбищенской ограды.