— Угу, пукалка он и есть пукалка, — прыснула Окса.

— А МакГроу сегодня точно не в ударе… По-моему, ты переигрываешь его по всем статьям, старушка. А твой танцующий скелет — это вообще нечто! Высший класс!

— Жаль только, что получил за это ты, — Окса стыдливо опустила глаза. — Если бы я знала, что он отыграется на тебе, то не стала бы этого делать, честно!

— Не парься… Думаю, что этот гад так или иначе заставил бы меня пересесть. Скелет тут ни при чем… и ты тоже, — поспешно добавил мальчик, успокаивающе улыбнувшись Оксе.

Весь остаток дня Окса пребывала в мрачном состоянии духа. В отличие от Гюса она вовсе не была уверена, что МакГроу решил бы пересадить ее приятеля за другую парту, не поддайся она желанию его спровоцировать. А когда вспоминала великодушные слова Гюса, его старания поднять ей настроение и снять с нее вину, то начинала злиться на свое собственное поведение.

Разве настоящие друзья так поступают, как она? Ей бы стоило догадаться, что раз МакГроу игнорирует ее, то наверняка найдет себе другую мишень, и при первой же возможности обрушится на Гюса. Он не просто его пересадил, он публично обвинил Гюса в непорядочности. А Окса отлично знала, насколько глубоко могут ранить такого рода оскорбления. Если бы только она подумала, прежде чем действовать…

Да, ей еще многому надо научиться и многое постигнуть. И не только в Гранокологии…

В тот же понедельник, в конце дня, Оксе таки представилась возможность доказать своему другу, что он может на нее положиться. Когда они убирали спортивную форму в шкафчики, Хильда Ришар-Дурында подошла сзади и сильно ударила Гюса по спине кулаком, проорав ему в ухо:

— У-у, списывальщик позорный!

Гюс мгновенно обернулся. Сдерживая ярость, он предпочел ответить колкостью, окинув толстую девицу взглядом сверху вниз.

— О, а вот и наша нежная и очень вежливая Хильда Ришар! Как я рад тебя видеть, Хильда, дорогуша! Каким ветром тебя занесло?

— Не вздумай списывать у меня, а то я тебе башку оторву! — вызывающе заявила девица.

— Мне и в голову не придет у тебя списывать, — вспыхнул Гюс. — Если не хочу систематически неуды ловить…

— Заткнись! — прошипела Хильда. — И отвали от меня со своей русской матрешкой, этой задавакой Поллок, которая считает себя самой умной!

— Это ты отвали от нас, Дурында! — глаза Оксы метали молнии.

— И попробуй слегка подняться в эволюционной цепочке, а то так и останешься навсегда в Докембрии! — добавил Гюс.

— Сам ты из докембрия, китаёза мерзкий! — бросила Хильда и развернулась прочь.

— Ну все… — пробурчала Окса. — Сейчас она получит, так получит…

С этими словами она сунула руку во внутренний карман форменного пиджака и достала… свой Гранокодуй!

— Прикрой меня, Гюс!

— Глазам не верю! Ты притащила Гранокодуй в колледж?! Да ты спятила! Ты не можешь его использовать… вот так! — прошипел Гюс, вздрогнув. — А если кто заметит?

Но этого было совершенно не достаточно, чтобы остановить жаждущую мести Оксу… Она улыбнулась с мстительным огоньком в глазах и, прежде чем поднести маленькую трубочку к губам, мысленно произнесла следующие слова:

Лети, Кожезуд, лети,

Врага порази по пути,

Пусть чешется днем и ночью,

И вечером, между прочим.

И дунула в направлении уходящей по коридору противной девицы. Дурында тут же начала корчиться, вопя во всю глотку:

— Помогите! Я вся чешусь! Помогите!

Все находившиеся поблизости ученики, вместо того, чтобы посочувствовать, как посочувствовали бы любому другому, со смехом окружили ее.

— Чешется! Жутко чешется! — надрывалась Дурында. Ее лицо, руки — и наверняка все тело — покрылись ярко-красными пятнами.

— Это злоба из нее выходит, — хихикнул кто-то.

Окса же с Гюсом держались в сторонке и наблюдали за спектаклем, веселясь от души.

— Жгучий Гранок?

— Кожезуд! — подтвердила Окса, пряча Гранокодуй.

Она протянула руку, и Гюс заговорщицки по ней хлопнул. С благодарностью…

Дальнейшая неделя прошла спокойнее, чем началась. Окса, помня неприятный эпизод с проголодавшимся Курбето-пуко, решила больше не рисковать и уложила все принадлежности Юной Лучезарной в расшитую сумочку, которую постоянно носила с собой через плечо. Туда же она засунула новенький с иголочки мобильник, подаренный родителями в рамках мер предосторожности, выработанных Беглецами. Дополнительно к тому, что каждое утро Пьер Белланже провожал их с Гюсом в колледж. А вечером их поджидали на выходе или Павел, или Мари.

— Его тут нет, этого Ортона-МакГроу? Чтобы я знал, как выглядит этот предатель… — как-то поинтересовался Павел.

— Ой, пап, знаешь, как только занятия заканчиваются, он тут же исчезает. Похоже, у него не больно-то хорошие отношения с коллегами. Он редко с ними обедает, и его никогда нет в учительской. А с учетом, насколько он «приятный» во всех отношениях, то тем лучше для них, если хочешь знать мое мнение! Но скоро у тебя будет возможность его лицезреть…

— Да?

— Ага! Ты забыл? Скоро встреча «преподы-родители»! А конкретно в следующую пятницу. Ты придешь?

— Ха, не пропущу ни за какие коврижки! Надеюсь, Пьер с Жанной тоже придут! — добавил Павел, обращаясь к Гюсу.

— По-моему, им так же не терпится, как и тебе!

— Ну, значит, придем целой делегацией, чтобы посмотреть поближе на этого пресловутого препода-экс-цэрэушника, — Павел, улыбнувшись, покосился на дочку.

— Ой, да ладно тебе, пап! Все могут ошибаться… — пожала плечами Окса, подавив улыбку при упоминании о своем промахе, довольно комичном на самом деле.

На следующую встречу с учителями, состоявшуюся несколько дней спустя, явилась даже не делегация, а настоящий десант. И как только все вошли во двор, поступила команда «рассредоточиться». Пока Поллоки поднимались на первый этаж по внушительной каменной лестнице, возникшая из ниоткуда тень незаметно скользнула за ними и двинулась следом…

У родителей Оксы не было никаких проблем с учебой дочери, как и с большинством преподавателей, кстати говоря. Мадмуазель Кревкёр поведала им о живом интересе Оксы к истории-географии — и о полученных ею отличных оценках. И эта милая дама была не одна: все преподаватели единодушно не могли нахвалиться на Оксу, что совсем не удивило родителей девочки, но, тем не менее, доставило им удовольствие. Оставалось пообщаться только с двумя учителями: месье Лемоном и Подлецом, как отныне называл МакГроу отец Оксы.

— Ты все же будь поосторожней, пап! Не назови его ненароком «месье Подлец»! — предупредила Окса.

Эти два учителя принимали родителей в одном классе. Месье Лемон стоял возле стола, а МакГроу, одетый с иголочки, устроился в дальнем конце, там, куда он теперь на каждом уроке постоянно отправлял Гюса.