Второй раз имя Дона Валлоне — так же вскользь упоминалось в статье, опубликованной еженедельником "Авангард", где речь шла о совершенно новом бизнесе: с молоденькими привлекательными машинистками во Франции и Дании заключались договоры на два года выгодной секретарской работы в Африке и арабских эмиратах; по прибытии на место девушки исчезали; их просто-напросто продавали в закрытые бордели; когда одной несчастной удалось вырваться, всплыло имя Дона Валлоне, поскольку рекламу в газеты, которая приманивала девушек — высокие оклады содержания и прекрасные квартирные условия "на берегу океана, в удобных коттеджах", — помещала контора, которую финансировали его люди.

— Имя этой несчастной вам неизвестно? — Степанов кивнул на вырезку из "Авангарда".

— Нет, — ответил "сэр Все".

— Но в досье еженедельника оно может храниться?

"Сэр Все" перевернул вырезку, пожал плечами.

— Вряд ли… Как-никак пять лет… Досье не станет хранить эту безделицу так долго,

Степанов нахмурился, повторив:

— "Безделицу"…

В третьем материале приводилась речь Дона Баллоне, посвященная памяти Энрике Маттеи; он скорбно говорил об организаторской мощи "великого итальянского бизнесмена и патриота. Спекуляции иностранной прессы и нашей левой, постоянно всех и вся обличающей в связи с гибелью Маттеи, лишь средство внести раскол в ряды тех, кто делает все, чтобы экономика республики развивалась динамично и плодотворно, как и подобает стране с великой историей. Не козни мифической мафии, но трагедия, которую никто не мог предвидеть, вырвала из наших рядов того, кто всегда останется в сердцах благодарных граждан".

Здесь же давался комментарий Джузеппе Негри, журналиста из Милана, который утверждал, что за семь дней до гибели Энрике Маттеи в беседе с двумя репортерами в Палермо прямо обвинил Дона Баллоне в том, что тот саботирует экономическую реформу на Сицилии и представляет интересы не только итальянцев, но определенных магнатов из Соединенных Штатов.

— По Леопольдо Грацио вы смотрели? — спросил Степанов.

— Через час после сообщения о его гибели Мари приехала ко мне… Мы перерыли весь архив, ничего толкового нет…

— У вас кончилось время? — спросил Степанов.

— Да, — кивнул "сэр Все". — Куда вас подвезти?

— В центр, если вы едете в том направлении.

— В том, — "сэр Все" поднялся, надел пиджак, пропустил Степанова, легко захлопнул дверь и, как мальчишка, играючи, поскакал через две ступеньки вниз по крутой, словно корабельной лестнице.

— Вы не запираете дверь на хороший замок? поинтересовался Степанов. — У вас же дома бесценное богатство, опасно так оставлять.

— Квартира застрахована… Миллион швейцарских франков…

— Платите такую чудовищную страховку? — Степанов удивился. — Это же стоит громадных денег.

— Нет, — "сэр Все" улыбнулся. — За меня платят три газеты и клуб иностранных журналистов Пресс-центра.

Они сели в его старенький скрипучий "фольксваген", десятилетнего, по крайней мере, возраста, и отправились в центр.

— Когда вы начали заниматься этим делом? поинтересовался Степанов.

"Сэр Все" пожал плечами.

— Я хорошо помню все про других, про себя слабо… Наверное, когда осознал, что моя журналистская деятельность — сущая мура, нет пера, могу говорить, но не умею писать, чувствую, а не знаю, как выразить… Лишь с возрастом начинаешь понимать всю упоительную значимость факта, умение найти пересечения причин и последствий… Да и потом я, как и каждый из нас, в долгу перед собственной совестью… Сколько же мы грешили попусту?! Сколько раз писали не то?! Не про тех! Бездумно и безответственно! Сколько раз поддавались настроению, минутной выгоде или просто безразличию?! Стало стыдно за себя, и я начал заниматься фактом… Здесь все, как в математике. Никаких изначальных эмоций… Где вас высадить?

— Если не затруднит, возле издательства "Уорлд".

— Имеете с ними дело?

— Да.

— Престижная контора… Желаю успеха. Если что-нибудь наскребете, звоните, посмотрим еще раз в моих папках, чем не шутит черт.

— Когда бог спит.

— Что, простите?

— Это русская пословица: "Чем черт не шутит, когда бог спит".

— В нынешнем русском языке режим позволяет употреблять слово "бог"? — удивился "сэр Все".

Степанов улыбнулся…

— Выпишите наши журналы; мы, по-моему, выпускаем современную прозу на английском языке, не надо тратиться на переводчика.

— Кстати, — затормозив возле высокого, в стиле ампир здания, заметил "сэр Все", — не почувствовал в вас русского, вы на них не похожи.

— Скольких русских вы видели?

— Ни одного, но я ведь смотрю фильмы.

— В таком случае, вы не похожи на американца, — ответил Степанов. — Я резервирую право позвонить вам, если у меня получится то, что я задумал, можно?

— Разумеется, — ответил "сэр Все" раскатисто, и Степанов рассмеялся, словно сбрасывая постоянное ожидающее нетерпение, оттого что снова вспомнил свою подругу с ее любимым, таким русским, бездумно-веселым "р-р-разумеется".

…Из вестибюля издательства Степанов позвонил в Пресс-центр, поинтересовался, нет ли каких новостей. Ему ответили, что особых новостей нет, но для него пришло письмо из Мадрида.

"Дорогой Степанов!

Ты наверняка удивишься моему ответу, ибо я Помню, как ты издевался над моей нелюбовью писать подробные письма. Я бы и не написал при всем моем к тебе дружестве, если бы тут у нас не случилось любопытное происшествие: великолепный и очень смелый материал профессора Вернье из Парижа (ты наверняка о нем слыхал, талантлив и компетентен) был снят из номера под нажимом сил, с которыми, увы, нельзя не считаться, потому что деньги на редакцию идут из банков, поди с ними не посчитайся!

На твой вопрос я не могу ответить определенно, да и никто пока не ответит, однако я с радостью дам тебе пищу для размышлений, попробуй поискать в том направлении, которое я определю.

Что я имею в виду?

Объясню: у меня в архиве есть графическая схема связей крупнейших фондов, которые финансируют как джентльменов из ЦРУ, так и ряд прелюбопытнейших общественных организаций. Документ этот секретный, но его заполучили в Лэнгли люди, которые очень любят свою страну и радеют о престиже Штатов, потому-то и начали необъявленную войну против спрута, переправив материалы ряду журналистов, которым они верят, в Токио, Мадрид, Стокгольм и Западный Берлин. Эти люди поставили условием публиковать их данные лишь в экстремальной ситуации. Я обратился к одному из них с вопросом, могу ли сейчас попробовать напечатать схему в одной из наших газет. Мне ответили согласием. Поэтому, никак не нарушая моего с ними дружеского уговора, я вправе распорядиться документом по моему усмотрению.