С недовольным воплем, в котором мне почему-то послышались кошачьи нотки, монстр взлетел вверх.

Ну что же, лучше поздно, чем никогда. Очень часто Корней Васильевич на наших тренировках заставлял меня стрелять по раскачивающемуся на длинной веревке деревянному чурбаку. Так что теперь я со знанием дела начал палить в летящую по воздуху цель.

Не могу сказать точно, но, кажется, попал как минимум два раза из шести. Первая серебряная пуля сбила траекторию полета, а вторая отбросила тело на стену, по которой оно и сползло в зев спуска в подвал.

– Ты как? – спросил я, подходя к Евсею и на ходу перезаряжая револьвер.

Серебряных пуль осталось полтора десятка.

– Бывало и хуже, – прорычал казак, стирая кровь с шерсти на морде, раны под которой стремительно зарастали. Его речь из-за волчьей ипостаси звучала необычно, но вполне понятно.

Да уж, бывало, причем я тому свидетель.

– Идем дальше?

– Нет, сейчас возьмем и сбежим отсюда.

Ну и ладно, шутит – значит, силы еще есть.

Вниз казак опять пошел первым, решительным жестом отвергнув мою инициативу.

– Вот мерзота. – Казак явно хотел плюнуть на труп врага, но лишь напускал слюней себе не полушубок.

А вот у меня вид поверженного врага вызвал совсем другие чувства:

– Только не это!

На нижних ступенях лестницы лежало пробитое пулями тело кота, очень знакомого кота.

А это значит…

На душевные муки и разглагольствования у нас времени не было, потому что сразу за поворотом короткого подземного коридора происходило что-то явно нехорошее. Мерцающий свет приобрел неприятно гнилостную желтизну. Открывшаяся нам после поворота картинка вызвала мороз по коже. На полу квадратного помещения с простыми каменными стенами была вычерчена мелом сложная пентаграмма, вокруг которой на обычных, поставленных на попа бочках стояли большие медицинские банки с человеческими сердцами внутри. Все это было оплетено проводами и уставлено энергетическими накопителями.

Откуда такая уверенность? Висящий под потолком магический фонарь давал достаточно света, да и считать я умел. Жидкость в банках слабо светилась, и по сокращающимся как живые сердцам пробегали крошечные искры. Каждые несколько секунд они собирались вместе, и тогда небольшая молния ударяла в лежащий посреди комнаты большой кожаный мешок. То, что извивалось внутри, явно испытывало страшные мучения, но страдало совершенно беззвучно.

Я тупо засмотрелся на всю эту жуткую композицию, завораживающую смесью мистического колорита и какой-то сбивающей с толку простоты – те же бочки и грубо зашитый мешок. А вот казаку было плевать на любые эстетические несоответствия – он как раз был человеком дела, поэтому сразу двинулся к ближайшему постаменту с явно деструктивными намерениями. Увы, сделать он успел только пару шагов. Внезапно тело Евсея взмыло в воздух, и его конечности резким движением вывернуло в неестественное положение. Послышался громкий хруст и совсем не героический взвизг. Затем изломанное тело отбросило на стену подземелья.

Мрак в углу комнаты сгустился, и на свет вышел некто в черном сюртуке и белой маске на лице.

– Мне жаль, что вы сюда пришли, – пророкотал магически измененный голос.

– А мне жаль, что я нашел здесь вас, профессор, – проглотив предательский комок в горле, сказал я.

– Вы правы, Игнат Дормидонтович, – обычным голосом сказал профессор Нартов, снимая маску. – После опознания бедолаги Лео это уже ни к чему. Я недооценил вас. Борзов был хорош как испытатель моих новинок, но умом он не блистал. Его даже не убедил якобы цинский амулет защиты от видоков. Да и сам я оплошал.

Профессор сделал жест рукой, и воздух вокруг него засветился. В этом свечении особо ярко проявилась нить, все еще ведущая в мою сторону.

– Обрывок связующей нити удильщика? – заинтересованно спросил он и еще одним жестом уничтожил связь. – Интересно, судя по всему, она напиталась моей энергией и потому продержалась так долго даже без контакта с видоком.

– Но почему? – не сдержался я и выплеснул свое непонимание и боль в одном вопросе. Разглагольствования профессора как-то прошли мимо моего сознания.

– Я ученый, мой юный друг, – с доброй улыбкой, которая ну никак не вязалась со всей этой жуткой мизансценой, сказал профессор. – Цель всегда оправдывает средства.

Его ответ мне ничего не объяснил, а дружеское обращение вызвало вспышку бешенства, и я резко вскинул револьверы. Дистанция мизерная, так что можно стрелять с двух рук. Грохот выстрелов заполнил помещение и ударил мне по ушам.

Профессор в ответ лишь криво улыбнулся. Воздух перед ним подернулся рябью, как водная гладь под дождем, а мои пули начали вязнуть, как мухи в патоке. В итоге все двенадцать застыли, не долетев до цели с десяток сантиметров.

Вот Нео губернского розлива!

Небрежным движением, как крошки со стола, профессор смахнул пули на пол и с укоризной покачал головой:

– Не делайте глупостей, Игнат Дормидонтович, мне не хотелось бы причинять вам боль.

От эдакой светской беседы у меня даже закружилась голова, в которую просто не помещалась дикая реальность.

– Не хотелось бы причинять боль?! А это что? – Широкий жест разряженным пистолетом получился каким-то театральным.

– Это очень важный эксперимент.

– Какой эксперимент? – От когнитивного диссонанса меня даже затрясло. – Это же не лабораторные крысы, а живые люди!

– Вы хотите сказать, хомо сапиенс? – В голосе профессора прорезалась сталь, которая появлялась, когда он в наших беседах говорил о глупцах и ханжах. Но раньше это были лишь сиюминутные всплески, а сейчас сталь звенела на долгой ноте. – Где вы увидели разум в этих самках? Вся их жизнь направлена на то, чтобы набивать брюхо, красиво одеваться и совокупляться с самцами, рожая им такое же бесполезное потомство. Я дал им шанс послужить науке и хотя бы свою смерть наполнить смыслом, раз уж жизнь была настолько пустой.

– А мучения предназначены для очищения их душ или все же для вашего удовольствия? – сказал я, вкладывая в голос максимальное количество сарказма.

В фильмах и книгах меня всегда бесила кульминационная сцена, в которой не такой уж глупый отрицательный персонаж начинал разглагольствовать, давая главному герою шанс на контрудар. Не скажу, что сейчас этот нюанс обрел для меня смысл, но профессору почему-то важно, чтобы именно я понял его поступки. Ну а мне было нужно выиграть хотя бы пару секунд на осуществление своего очень сомнительного плана.

– Не говорите глупостей. Какое очищение? Мучения этих пустышек меня не прельщают. Боль лишь инструмент для создания прекрасного и мощного творения, которо…

Больше ждать было нельзя. Правой рукой я, уронив пистолет, ухватился за рукоять подаренного ведьмой кинжала, а левой запустил разряженный револьвер в профессора.