В Салониках был тогда забавный театральный эксперимент. Теодор решил соединить в одно представление, в один вечер два своих «Квартета». Первое отделение играли греки на своем языке, а второе – мы с Певцовым. Спектакли абсолютно противоположны по стилю: там – «игра на черном дворе», а у нас – рококо. Для греческой публики хорошо, потому что вначале они услышали текст на родном языке, а уж потом – мы по-русски. Такого в театре я не припомню. Греки этот спектакль играют очень хорошо. Но мы другие.

Я подолгу жила в Афинах. Часто из Афин мы возили наши спектакли по разным странам.

Посмотрев наш «Квартет», японцы организовали у себя в Токио фестиваль «Квартетов». Там играли французы, итальянцы, японцы и мы, конечно.

Иногда, пережидая какие-нибудь две недели между спектаклями, я уезжала на греческие острова. Очень полюбила греческую деревню. Там сохранилась архаика. Полюбила греческие инструменты. Их гортанные песни. Всё это потом вошло в мою «Медею».

Я никогда не страдаю от своего одиночества. Правда, мне комфортнее, когда рядом мои любимые собаки – или Микки, или – позднее – мопс Басик. С Микки мы дружно жили в «моей квартире» в теодоровском театре. С ним мне было не страшно. Театр Теодора «Аттис» в центре города.

Это старый, полуразрушенный район Афин. Старые двухэтажные пустые, разрушенные особняки – там никто не живет, так как они принадлежат богатым, но те живут за городом, а земля в центре дорогая, поэтому дома разрушаются потихоньку. Жаль. Особняки есть очень красивые. Но окна у многих выбиты, двери заколочены. Живут там кошки, бродячие собаки и наркоманы. Иногда в этих домах, арендуемых, открывается магазин шуб для русских и написано по-русски: «ШУБЫ», иногда – публичный дом, причем его можно отличить только по горящей лампочке у входа днем и ночью. Раньше, я помню, эти лампочки были красного цвета, теперь обычные, раньше через открытую дверь можно было видеть коридор, окрашенный в ярко-красный цвет, теперь все двери плотно закрыты, а окна заколочены.

Так вот, теодоровский театр – как раз напротив такого дома. А с другой стороны – примыкающая к задней стене сцены англиканская церковь. Не правда ли, символично? Театр – между борделем и церковью.

Как-то играли мы тут месяц с Димой Певцовым «Квартет». Устали ужасно. И вот после спектакля, полуразгримированные, стоим с ним на улице и ждем Теодора, который гасит везде свет и закрывает двери. 12 часов ночи (спектакли начинаются в 8 вечера, но по факту – в 8.30, греки всегда опаздывают). И из противоположного дома, тоже после работы, выходят две немолодые проститутки со своей старой толстой собакой. Мы посмотрели друг на друга – все друг про друга поняли, ничего не сказали, – и они пошли уставшими тяжелыми ногами вдоль пустынной улицы ловить на углу такси, а за ними ковыляла их больная собака.

Теперь этот район заселяется. Напротив «Аттиса» в уже отремонтированных домах – офисы, кафе и магазины. Теодор тоже расширяется. Он купил особняк рядом – там у него студия для занятий студентов. Теодор любит работать с молодыми. К сожалению, мои любимые актеры из прежних спектаклей ушли. Но по-прежнему с ним работает Тасос – его первый актер, с которым я впоследствии играла в «Носфератус» – опере Курляндского в постановке Терзопулоса.

Видела я в театре «Аттис» у Теодора Терзопулоса новый спектакль. Основа – современная поэма. Но для Теодора текст, как всегда, неважен. Он передал его через какие-то варварские движения и жесты глухонемых (два молодых актера) и чтение с деталями костюмов у Тасоса. Вначале скучно, но затем – музыка (губная гармошка и какие-то неясные детские голоса, невыявленные), изумительная световая партитура, наворот деталей, статика мизансцен и т. д. создают потрясающую атмосферу поэтического действа.

Ощущение после спектакля, как после интеллектуальной сухой поэзии или очень серьезной современной музыки. Да и публика к нему ходит «многолобая».

В Москве этот спектакль критика раздолбала бы в пух и прах. Ведь наши меньше всего ценят атмосферу (или, может быть, не чувствуют ее), а это самое трудное, я думаю, на театре.

Но, опять-таки, лучше, мне кажется, мое житье-бытье в Афинах передают дневниковые записи. Вот, например, наши репетиции «Медеи» в Афинах в 1996 году.

10 января

Прилетела в Афины. Не спала, конечно, до этого всю ночь: собиралась. Главное – минимум своих вещей, так как нужно еще втиснуть сшитые Аллой Коженковой костюмы для «Медеи» и кассеты с музыкой… Сходила на рынок – фрукты, овощи.

Вечер в Megaro (где была наша «Электра») – вечер Марии Фарандури. Поет Лорку низким бархатным голосом – очень хорошо. На сцене много-много венских черных стульев. Нагромождение. Сделал Георгес Патсос – наш художник в «Квартете». Эти стулья мне не понравились. Но среди них Ромон Оllé (балетмейстер из Барселоны, с которым мы там познакомились) пытался танцевать что-то странное – однообразные ритуальные движения – смесь фламенко с японскими ритуальными жестами.

Делал этот вечер Теодор Терзопулос. Как всегда, хорошо свет. В зале – «сливки общества» Афин. Потом, конечно, Мария Фарандури пригласила всех в таверну. В жизни она очень проста. Похожа на Маквалу.

11 января

Теодор отменил репетицию. Он, как всегда, «устал». Пустой день. Могла бы прилететь позже. Ходила в кино – какой-то итальянский средний фильм «Blanca». Ночью мучаюсь бессонницей. Читаю Кузнецову, «Грасский дневник», – как они там хорошо жили. Правда, для этого нужен рядом Бунин.

12 января

В 4 ч. наконец-то Теодор начал со мной репетировать. Пока с текстом. Он решил делать «Медею» – первые сцены с Кормилицей и Ясоном – как воспоминание немного сумасшедшей женщины. Эклектика страстей. Чистота чувств без перехода – ярость, нежность, горечь. Голосовые перепады.

Костюмы понравились. Над музыкой надо еще работать – выбирать, хотя мы с Теодором у меня дома в Москве этим занимались несколько дней. TV – о работе с Теодором и о древнегреческой трагедии.

Вечером пошла в театр Кати Дундулаки, которая, в свое время увидев в Афинах наши гастроли и «Три сестры», так восхитилась, что приглашает Любимова, по-моему, на постановку уже в третий раз. На этот раз – «Вишневый сад». Хорош Давид Боровский, особенно костюмы. Весь спектакль под музыку – видимо, Любимову так надоел греческий язык, что он, не вникая в нюансы, покрывал все это музыкальным оформлением. Или, может быть, после его бесконечных опер не может уже без музыки. Все манерно и скучно. Один и тот же ритм у всех. Неплохо Петя Трофимов во втором акте – как учитель с учениками. Плохо Лопахин – плохо и неинтересно. Варя – истеричная старая дева. Никто никого не любит. Гаев все время плачет и ходит почему-то на цыпочках. Концепции никакой, но грамотно с мизансценами. Народу в зале мало. Зал на 750, было – 150. Зашла к Кате – поздравила, подарила розы.

13 января

Простудилась. Или подхватила вирус. Ну, это обычное мое состояние на гастролях. Провалялась весь день в номере. В 4 ч. – репетиция. Нашли 1-й кусок с няней. Нащупала (с плачем) 2-й – с Ясоном. В 6 ч. закончили – Теодор быстро устает. Грек. В 9 ч. пошла смотреть новый спектакль Теодора – «Прометей». Плохо. По исполнению однообразно. Много слюней, соплей и слез. Несколько красивых мизансцен. Теодор пустой и злобный. Раздражен – сам понимает, что плохо. После спектакля – в таверну: отмечать старый Новый год. Мария сделала всем подарки. Но это не спасло от общего напряжения. Опять не сплю. Хворь где-то рядом.