Он лежал в постели, раны на его ногах были промыты и перевязаны доктором Феллоузом — еще одним хорошим человеком, которому не зря нелегально поставлялись быки. Феллоуз похвалил его за выносливость и сказал, что у него есть шанс выкарабкаться. Шанс. Это все, чего желал Магнус. Ему всегда было достаточно хотя бы шанса, а все остальное он уже делал сам. Магнус, в отличие от других, мог вывернуться из любой ситуации, даже при ничтожных шансах. Большинство из тех, кого Магнус знал, не понимали, что у них есть шанс, даже когда он появлялся.

Он мог вылечиться.

Он мог сохранить ноги.

Он мог снова ходить.

И, если бы так все и сложилось, он не видел причин того, почему он не смог бы и дальше управлять этим городом, контролируя каждый кусок мяса, попадающий на чью-либо сковороду.

Но его желудок был зажат в тиски боли, которая из живота распространялась по всему телу. Сила боли менялась от невыносимой до сводящей с ума. Он вставал с ней и падал. Что удивляло его больше всего, так это то, как боль очистила его сознание от пустых забот. Сейчас он мыслил гораздо яснее, чем все прошедшие месяцы.

Его план был прост. Бруно надлежало собрать остатки бойцов Магнуса и немедленно выдвинуться на завод. Там к ним должны были присоединиться все скотники и рабочие. Их общая численность составила бы около трехсот человек, а значит, преимущество над Коллинзом и Шанти было бы десять к одному. Даже Коллинз не смог бы противостоять такой громаде. Жестокостью и силой, с помощью которых он раньше правил городом, Магнус вернул бы себе утраченный контроль. Но на этом план не заканчивался. Устранив этих безумцев, Магнус повел бы своих людей на захват Главного собора. Первым они схватили бы Великого епископа для подстраховки и ослабления воли проповедников. Потом устроили бы погром, чтобы, как Магнус планировал, за ночь покончить с религиозным влиянием в городе. Они сожгли бы каждую Книгу даров и каждую Псалтырь живота в Эбирне, и на этом костре поджарили бы тела всех работников «Велфэр». Может, и съели бы их. Это произвело бы должное впечатление на горожан. Да, именно так он и сделал бы — съел зажаренное сердце Великого епископа перед толпой. Горожане никогда не забыли бы момента его величайшего торжества победы над врагом.

Бруно уже ушел. План был запущен в действие. Теперь только время лежало между ним и новым будущим Эбирна. Только ожидание и боль. Он уже пережил самое худшее, пострадав от рук демонических близняшек Шанти. Этих девчонок и их отца ожидала жизнь, исполненная мучительной боли, прежде чем он позволил бы им умереть. Он собирался лично за этим проследить. Он знал, что их страдания помогут его исцелению.

Магнус оглядел свои ноги. Повязки уже насквозь промокли от свежих выделений крови. Теперь кровь уже пропитывала белые простыни. Он потерял много крови, и, хотя злости в нем хватило бы на то, чтобы подпитывать организм долгие недели и месяцы выздоровления, доктор Феллоуз был обеспокоен большой кровопотерей. «Самое опасное сейчас, — сказал он, — это недостаток свежей крови, и все будет зависеть от того, насколько быстро ваш организм его восполнит. Поскольку в ногах застряло постороннее тело, раны кровоточили не так сильно, как могли бы. Вам повезло, что вы остались живы».

Повезло. Да, именно так Магнус описал бы свое положение. Но он был готов испытать удачу еще раз, воспользовавшись тем шансом, что подарили ему Бруно и доктор Феллоуз.

Боль волнами хлынула от ног вверх, и он закрыл глаза. Эти приступы стали привычными с тех пор, как его уложили на кровать. Доктор говорил, что это кровь пытается пробиться в недоступные участки тела. Магнус крепко зажмурился, но все равно не смог сдержать слез. Гримаса боли исказила его лицо, так что обнажились желтые зубы. Боль была такой громкой, что он не расслышал, как открылась дверь спальни.

Открыв глаза, он увидел перед собой Великого епископа. За его спиной толпились все десять горничных — полный штат. Магнус еще не отошел от болевого шока, поэтому не мог говорить. Великий епископ подошел ближе; к его поясу справа на боку была пристегнута дубинка-кость. Время от времени он сжимал ее в кулаке.

— Я собираюсь приобщить тебя к религии, Рори.

Великий епископ расправил полы мантии и сел на край постели. Это движение заставило Магнуса закричать сквозь стиснутые зубы.

— Твоя прислуга рассказала мне о том, как плохо ты к ним относился. И дело не только в рукоприкладстве. Они говорят, что ты сознательно унижал их, принуждая совершать действия, ведущие к деградации личности. Можно сказать, развращал до скотского состояния.

Великий епископ отстегнул дубинку и легко постучал ею несколько раз по левой ладони. Потом наклонился к Магнусу. Так близко, что Магнус чувствовал его гнилое дыхание.

— Ты знаешь, что у нас в городе есть законы, наказывающие за подобные деяния.

— Когда это ты исполнял хотя бы один закон? — произнес Магнус сквозь стиснутые зубы.

— Ты удивишься, узнав, каким чистым человеком я был все эти годы.

Великий епископ коснулся дубинкой колена Магнуса. Даже это вызвало оглушительный приступ боли. Магнус тяжело задышал от мрачного предчувствия.

— Ты правил этим домом, не оглядываясь на закон и приличия, и теперь я хочу, чтобы ты на собственной шкуре испытал, что значит быть жертвой. Я спущу тебя в подвал, где твои горничные будут делать с тобой все, что пожелают. Именно все. Я буду рядом — исключительно для того, чтобы предложить помощь нашего Господа и принять от тебя предсмертное покаяние.

Великий епископ постучал по голени Магнуса концом дубинки. Магнус вскрикнул.

— Должен сказать, Рори, я с нетерпением жду этого действа.

Горничные приблизились, и Великий епископ встал с кровати. Магнус видел лицо каждой молодой женщины. Они еще боялись, но быстро преодолевали страх. Магнус понял, что, как только страх сменится злостью, ему придет конец.

— Прошу вас, дамы, приступайте, — произнес Великий епископ.

Женщины переглянулись и сделали шаг вперед. Руки вцепились в волосы и бороду Магнуса. Они рвали на нем волосы, и он снова кричал от боли. Еще больше рук вцепилось в него самого. Они подтянули его к краю кровати. А потом, все вместе, повалили на пол. Его покалеченные ноги тяжело ударились об пол, и болевой шок достиг своего пика. Магнус пытался что-то объяснить горничным, но его крик никак не складывался в слова. Так, волоком, они протащили его по коридору, через кабинет и сбросили с лестницы. Каждая из женщин снимала со стен и вытаскивала из ящиков инструменты.

Глаза горничных горели нетерпением: каждой хотелось быть первой.

В таком состоянии ей везде спалось бы плохо, но ветер, гулявший на вершине деревянной наблюдательной башни, беспокоил ее всю ночь. Холодный и пронизывающий, он проникал в щели и задувал в спину, как бы она ни легла. Серый рассвет она встретила с благодарностью; бодрствование было куда менее мучительным, чем попытки заснуть.

Боль и слабость в каждой части тела теперь были ее постоянными спутниками, и она решила, что безопаснее оставаться наверху, чем спускаться вниз. Ее восхождение было опасным. Башни давно не использовались и стояли бесхозными, так что у лестницы недоставало несколько ступенек. Проповедница все равно рискнула подняться, потому что поняла: ей не подобраться к коровникам, где спали Избранные.