— Я не понимаю, о чем ты.

— Не понимаешь. — Он слегка ткнул пальцем в кончик ее носа. — Не старайся спрятаться за ширму высокомерного пренебрежения, Клэр. Это уловки, свойственные скорее старшеклассникам. Теперь-то мне ясно, что все это у тебя напускное.

Прошлой ночью я узнал тебя настоящую. Здесь, — сказал он, указывая на скомканную постель.

— Так вот почему ты тащил меня в постель — чтобы получше узнать меня?

— Да. Изучить до тонкостей.

— Как романтично. Ну а теперь скажи правду.

Он схватил ее руку и приложил к расстегнутой ширинке.

— Забудь этот бред, поцелуй меня, и через двадцать секунд ты получишь ответ.

Она высвободила руку.

— Я уверена, ты будешь утверждать, что просто хотел заняться со мной любовью.

— В общем, да. Идея была такова.

— Я не верю тебе, Кассиди. Ты всегда обвиняешь меня во лжи. Теперь я думаю, что лжешь ты.

Он фыркнул и удрученно покачал головой.

— Что? Что произошло в те полчаса, которые ты отсутствовала?

— Я вернулась к здравому смыслу, — пробормотала она, отворачиваясь.

Он взял ее за подбородок и вновь повернул к себе лицом.

— Не говори загадками.

— Хорошо, буду откровенна. — Она убрала с подбородка его пальцы. — Кое-что из того, что сказала Ясмин, заставило меня задуматься.

— О чем?

— О сладких речах.

— Ты опять за свое?

Вопрос Ясмин о том, как Кассиди возник в ее постели, словно отрезвил Клэр после сладостного дурмана влюбленности, вернул ее в холодную реальность. Испытывая необыкновенный душевный трепет, она тем не менее с нарочитой враждебностью в голосе спросила:

— Почему ты спал со мной?

— Неужели не понятно, Клэр?

— Нет.

— Мы хотели друг друга, — ответил он.

— Но ты же спровоцировал это.

— Ты тоже была не против.

— Нет, ты не пришел ко мне, размахивая удостоверением или с огромной папкой, полной служебных бумаг, ты не угрожал разоблачением. Ты повел себя гораздо умнее, зная, что я не признаю власть и всячески сопротивляюсь ее служителям. Ты подошел с другой стороны: как мужчина к женщине. Ты сыграл на моей ревности. Да, по какой-то необъяснимой причине я вчера вдруг приревновала тебя к Ясмин. А ты воспользовался этим, возбужденный эротической атмосферой, царящей на наших съемках. Ясмин как раз говорила о том, что повела себя глупо, — продолжала Клэр. — Я утешила ее, сказав, что время от времени с каждым из нас это случается, когда мы теряем рассудок по воле влечения плоти. И вот тогда-то мне вдруг стало ясно, какой же я сама оказалась дурой. Ты затащил меня в постель, надеясь, что к утру убийца уже будет в твоих руках. Может, ты рассчитывал еще до рассвета услышать мое признание?

— О, ради всего святого! — Выслушав ее с еле сдерживаемым раздражением, Кассиди резким движением взъерошил волосы, потом, уперев руки в бока, спросил:

— И когда же именно, в какой момент предполагалось твое признание, Клэр? Во время прелюдии? Или оргазма, когда должен был раздаться твой крик «Я виновна!»? А, нет же, я понял. Наверное, я надеялся, что ты признаешься во сне, уже после того, как мы трахнемся. Я прав?

— Это не смешно.

— Это уж точно, на этот раз ты совершенно права! — закричал он.

— Если тебе так хотелось поймать убийцу, зачем было опускаться до такой дешевой уловки? Почему ты сразу не арестовал меня?

— А тебе не приходило в голову, в каком положении я оказался, зажатый между долгом и чувством к тебе? Недели меня это мучает. Прошлой ночью я хотел тебя, а не твоего обвинения.

— Лжешь.

Он приблизился к ней, злой и раздраженный.

— Если ты думаешь, что я спал с тобой из-за этого дела, в таком случае должен сказать тебе, что ты забываешь гораздо быстрее, чем кончаешь.

Раздался резкий звук пощечины — ладонь Клэр тяжело опустилась на его щетинистую щеку.

— Убирайся с глаз моих.

Он схватил ее за руку и притянул к себе. Глаза его горели гневом. На какое-то мгновение Клэр даже подумала, что он может возвратить ей пощечину. Он выдавил сквозь зубы:

— С удовольствием, мисс Лоран. Уже в дверях балкона он обернулся:

— Знаешь, что на самом деле тебя так разозлило, Клэр? Ты бесишься, потому что была со мной настоящей. Злишься, потому что отключила тормоза, а еще потому, что тебе чертовски понравилось все, чем мы занимались. Да, понравилось — от первого поцелуя до последнего вздоха. И ты — единственная, кто лжет сейчас, причем лжет самой себе.

— Что ты хочешь услышать? — выпалила она. — Что ты потрясающий любовник? Что ж, я скажу. Это было чертовски приятно. Ты знаешь все точки, которые нужно нажать, знаешь, когда быть страстным и агрессивным, а когда — нежным и мягким.

— Спасибо.

— Это не комплимент. Такая искусная техника, вероятно, шлифовалась годами. Сколько других таких же подследственных из числа женского пола вы уложили, а? Это так у вас подсчитываются очки? Не когда вы отправляете своих клиентов за решетку или отпускаете на волю, а когда удается их трахнуть?

— Послушай, — сквозь сжатые зубы процедил он, — мне никогда не приходилось задницей добиваться обвинений.

— Неужели?

— Да. Я никогда не прибегал к разного рода уловкам. Мне это не требуется — я слишком хорошо знаю свое дело.

— Ну, если уж вы такой профессионал, мистер Кассиди, тогда занимайтесь своим делом и катитесь к черту из моей спальни!

— Выглядишь потрясающе. — Джошуа Уайлд влетел в больничную палату к Ариэль, толкая перед собой кресло-каталку. Дежурная сиделка предупредила его, что Ариэль одета и ждет, когда ее вывезут во двор, где уже толпились вездесущие репортеры, жаждущие запечатлеть ее на выходе из больницы и задать вопросы по поводу столь драматического события, происшедшего с ней на днях.

— Ваш экипаж подан, мадам. Ариэль щелкнула замком на чемодане.

— Что, эта телега необходима?

— Таковы правила. Кроме всего прочего, в этом есть нечто библейское.

Ариэль нахмурилась.

Джош отнесся невозмутимо к столь мрачному расположению духа, в котором пребывала мачеха. В это утро он выглядел особенно привлекательным и каким-то одухотворенным. Как всегда, был со вкусом одет, волосы хорошо уложены и блестели, одна прядь свисала над бровями. Но в его походке чувствовался несвойственный ему азарт. Словно последние несколько дней отдыха вдохнули в него свежие силы.