С наступлением ночи неприятель, прекратив действие прицельных выстрелов, бросал бомбы навесно и открывал самый частый штуцерный огонь с целью воспрепятствовать исправлению укреплений. Штуцерные пули летели не только на батареи и бастионы, но они были направлены и на дороги, ведущие к укреплениям, чтобы воспрепятствовать движению рабочих, подвозу материалов и орудий. На бастионах снаряды ложились кучами: иногда сразу падало по 30 бомб на самом незначительном пространстве. В эту бомбардировку раненых было немного, потому что большей частью били наповал.

Под столь сильным огнем неприятеля не было уже возможности исправлять всех повреждений, а приходилось ограничиться только самыми необходимыми, тем более что ощущался недостаток в запасах леса, туров и земляных мешков.

Исправив насколько возможно укрепления, не спавший и не отдыхавший всю ночь гарнизон должен был выдерживать столь же сильное бомбардирование, открытое неприятелем с рассветом 6 августа. В этот день неприятельская артиллерия приобрела значительное преимущество перед нашей, так что к восьми часам утра одни из наших батарей Корабельной стороны ослабили свое действие, другие – вовсе смолкли.

Пользуясь превосходством своего огня, неприятель все ближе и ближе подходил к оборонительной линии, так что на рассвете 8 августа французы находились только в расстоянии 35 саженей от Малахова кургана. По неприятельским подступам был открыт тотчас же самый сильный огонь из всех орудий, которые только остались целыми и могли действовать. Этот огонь был поддержан и батареями 3-го отделения. Имея постоянный перевес над английскими батареями, укрепление 3-го отделения оборонительной линии благодаря хладнокровной распорядительности капитана 1 ранга Перелешина 1-го находило еще время поддерживать Малахов курган, на который направлены были все усилия неприятеля.

В этот день главнокомандующий обходил укрепления оборонительной линии. Под самым сильным огнем он шел в сопровождении большой свиты и с любовью, с сердечной нежностью благодарил именем царя за стойкость всех, кого только встречал: генерала и матроса, офицера и закопченного пороховым дымом солдата. Появление любимого, благородного вождя, совершенно равнодушного к ужасам смерти, привело в восторг храбрые войска, укрепило утомленных и утешило отважных героев-бойцев севастопольских. Придя на Малахов курган, князь Горчаков осматривал новые работы неприятеля и заметил одному из присутствующих, что французы значительно подвинулись вперед своими подступами.

– Торопятся, ваше сиятельство, – отвечал на это один из случившихся здесь солдат, – потому кашу хотят есть из одной чашки с нами.

Этот ответ, очень понравившийся главнокомандующему, лучше всего указывал на то веселое настроение духа, которым был проникнут каждый из защитников полуразрушенных укреплений и которое не могла поколебать жестокая канонада, стоившая нам 3800 человек убитыми и ранеными.

В четырехдневное пятое бомбардирование произведено было с оборонительной линии 29 400 артиллерийских выстрелов, тогда как союзники выпустили 56 500 снарядов при самой частой и густой ружейной стрельбе.

Эта туча чугуна, устилавшая Севастополь, жестоко разрушавшая наши укрепления и тысячами уничтожавшая смелых защитников, только закаляла уцелевших и, казалось, побуждала их на сверхъестественные усилия.

Так, 6 августа, наряженному на ночную работу на вновь устраиваемую батарею близ 2-го бастиона 6-му батальону Замосцского резервного егерского полка исправляющим должность начальника 5-го отделения предложено было обождать, пока сколько-нибудь уменьшится неприятельский огонь, и тогда уже идти на работу, на что как командующий этим полком, так равно и все офицеры отвечали, что «им известно, как спешны и необходимы работы, почему и желают отправиться для того немедленно». Тогда капитан-лейтенант Ильинский, видя, что огонь не уменьшается, но желая удовлетворить общему рвению чинов помянутого батальона, разрешил идти на работу, что и было исполнено с хладнокровием и мужеством, несмотря на сильный огонь неприятеля.

Узнав о таком рвении чинов батальона, главнокомандующий благодарил их приказом по войскам и назначил для нижних чинов по два Георгиевских креста на роту.

Чем жарче становилось в Севастополе, тем закаленнее и ожесточеннее становились его защитники. Совершенное равнодушие к смерти или, лучше сказать, презрение к ней дошло до невероятной степени. Твердость и мужество солдат проявлялись на каждом шагу. Целые вереницы их с безмятежным спокойствием тянулись по самым опасным местам, там, где, как пчелы возле улья, жужжали штуцерные пули, где ежеминутно то ядро упадет, то граната лопнет.

Под такими свинцовым дождем беспрестанно возили порох, туры, воду и пр. Там вереница солдат плетется с пустыми котелками за кашей, здесь, нагруженный снарядами, тащится полуфурок на тройке истощенных беспрерывной работой лошадок; в ином месте возвращаются на бастион носильщики с окровавленными носилками или медленно, шаг за шагом, тянутся гуськом солдаты с тяжелыми мешками земли на плечах. Навстречу им попадается раненый, осколки камней и песка избороздили его лицо, повырывали куски мяса – он, видимо, страдает от боли, но не возбуждает к себе сострадания встречных.

– Эк тебя разукрасило! – заметит раненому солдат с тяжелой ношей и пойдет своей дорогой.

В это время падает бомба. Солдат с мешком или останавливается, или прижимается к стенке, ожидая, что будет. Бомба шипит, но не разрывается, мешок давит спину остановившегося, он делается нетерпеливым.

– Да ну же, лопайся, проклятая! – произносит он с досадой и совершенным равнодушием к тому, что она может разнести его в куски.

Оставшись невредимым от разрыва бомбы, безмятежный ее сосед с прежним равнодушием тащит мешок на указанное место, отряхиваясь от осыпавшей его пыли и земли.

С 9 августа неприятель хотя и не прекращал огня по укреплениям Корабельной стороны, но вел его заметно слабее. Пользуясь этим временным перерывом, обе стороны враждующих торопились возвести новые батареи, исправить старые и пополнить убыль в людях. На Южную сторону Севастополя еще в первый день бомбардирования переведена была 4-я пехотная дивизия, в составе которой насчитывалось 7500 человек. Два полка этой дивизии были направлены на Корабельную, а два составили резерв на Городской стороне. Прибытие свежих сил дало возможность несколько усилить земляные работы. Защитники присыпали новые батареи, где только было свободное место, и строили их позади оборонительной линии, чтобы встретить картечным и ружейным огнем неприятеля в случае, если бы он штурмовал передовую линию укреплений и занял их. Для свободного сообщения войск уширялись проходы между насыпями, исправлялись дороги и, наконец, строился мост через главную бухту для сообщения южной части города с северной. Мост этот 15 августа был готов, освящен и открыт.

Беспрерывный огонь, поддерживаемый неприятелем днем и ночью, чрезвычайно разрушительно действовал на наши укрепления. Удар одного ядра, взрыв одной бомбы в насыпи портили их на большое расстояние, в них оказывались такие повреждения, которые исправлять не было никакой возможности. С каждым днем Малахов курган и 2-й бастион приходили все в большее и большее расстройство.