— Ладно, пусть выйдет не по-моему, но и не по-твоему. Хотя я, да будет тебе известно, по всем церковным канонам — глава семьи. Но это в сторону. Итак, назовем сына Сергеем, в честь моего прапрадеда Сергея Верещагина, тоже, кстати говоря, отменного живописца, ординарца Скобелева, награжденного Георгиевским крестом за воинскую доблесть…

— Ни за что! — не приняв компромисса, ответила Галина решительно. — Терпеть не могу Сергеев!

— Это по какой же причине ты терпеть не можешь Сергеев? — подумав некоторое время и, внимательно поглядев в глаза Галине, спросил Верещагин.

— По весьма уважительной причине, о которой я не желаю здесь распространяться! — отрезала та. — И нечего на меня так пялиться, я тебе не новые ворота!

— Нет, ты уж, пожалуйста, распространись, сделай одолжение… — настаивал Верещагин, больно задетый этими “новыми воротами”, но решивший пока не реагировать на побочное оскорбление.

— Это мое личное дело, — с вызовом ответила Галина.

— Значит, у нас завелись некоторые темноватые личные дела, о которых не может знать даже родной муж? — стараясь вложить как можно больше яда и сарказма в свой вопрос, переспросил Верещагин. — Личные, значит, делишки…”

— Сугубо!

В тот раз Верещагин отступил, испугавшись неизвестно чего, может быть, какой-нибудь неожиданной правды, но некий мстительный осадок выпал, если можно так выразиться, на дно его души.

Он в тот же день поехал в ЗАГС, своей волей назвал сына Василием и привез домой официальный документ. Был в тот вечер по этому поводу скандал, слезы и даже проклятья, но что сделано, то сделано.

Верещагин не забыл Галине ни “новых ворот”, ни, тем более, “Сергея”. Вскоре после этого он в первый раз за три года совместной счастливой жизни бестолково изменил ей, переспав спьяну с маленькой, похожей на серую мышку, Тонькой Злобиной, дочерью директора сельскохозяйственного магазина. У Тоньки уже наутро появились дальние практические виды на Верещагина, и она немедленно начала плесть вокруг него свою паутину… Для начала она выбила для него через отца очень выгодную халтуру по оформлению стендов магазина. Когда же Верещагин, живо припомнив кошмарную эту ночь и ледяные липкие лапки своей случайной любовницы, с самой хамской категоричностью отказался от новых домогательств Тоньки Злобиной, халтура была у него так же решительно отобрана. Таким образом, пусть и не по своей воле, но Верещагину удалось в тот раз не изменить музе, сохранить свою творческую честь и не опуститься до низменной халтуры, но…

Но измена-то супружеская, как ни крути, уже состоялась. На пустом, можно сказать, месте. Этот горестный факт лишний раз свидетельствует о том, как сложны и запутанны бывают семейные отношения и как опасно одной из сторон одерживать верх в семейных размолвках и спорах.

С тех пор Верещагин, единожды совратившись, еще несколько раз изменял жене, но все это были измены случайные, по богемной пьянке, за исключением разве… Да, за исключением одной давней и серьезной любовной связи, с полным набором переживаний и угрызений, когда едва не ушел от жены насовсем… Если бы не маленькие дети…

“Все-таки интересно, — думал Верещагин, увидев на двери подъезда еще один рекламный предвыборный плакатик и вглядываясь пристально в лицо кандидата на пост вице-мэра — Урвачева Сергея. — Все-таки интересно, не родственник ли он ей?…Пожалуй, нет, хотя что-то отдаленное…”

Войдя в подъезд, он немедленно закурил папиросу, дабы устранить запах перегара и пешком стал подниматься на пятый этаж. На площадке второго этажа передумал и вызвал лифт, справедливо рассудив, что после пешего восхождения он поневоле запыхается и запах будет ощутимее.

Стоя у дверей своей квартиры, он перебирал ключи, а изнутри звонко лаяли чуткие пудели — любовь, гордость и главный предмет забот Галины. Эта домашняя живность, эти собаки и коты как-то постепенно и незаметно оттеснили самого Верещагина на обочину семейной жизни, они всякую ночь по-хозяйски гнездились в супружеской постели, вызывая в нем тихую бессильную ярость. Верещагин дрыгал ногами в полусне, скидывая с ног примостившуюся там теплую тяжесть, но через минуту упрямая тяжесть тихонько возвращалась обратно. Он выпихивал из-под бока пригревшегося похрапывающего кота, но через минуту кот этот похрапывал уже у него в головах. Кроме того, кто-то из них время от времени мочился в ботинки, кто-то гадил в ванной, а когда Верещагин попытался, как водится, по очереди натыкать их мордами, то получил самый твердый отпор со стороны Галины.

Дверь перед ним распахнулась, на пороге стояла Галина, одетая для выхода, в темно-синий строгий костюм и в голубую блузку. От нее крепко веяло духами, лицо было уже накрашено и напудрено. Верещагин рассеянно скользнул по ней взглядом и тотчас отвернулся.

— Привет, Верещагин! — сказала она и энергично пожевала губами, равномерно распределяя по ним помаду. — Что-то ты долго сегодня…

— Привет, — несколько в сторону ответил Верещагин и боком вошел в прихожую. — Хрены эти с утра какие-то коробки привезли, пришлось разгружать. А ты что не на работе?

— Да я же в поликлинику записана, я тебе говорила. Звонила учительница математики, надо со Светкой что-то делать. Ты бы зашел в школу сегодня вечером. И Васька, сынок твой, опять на перемене с Поганяном подрался…

— Сама сходи, — сказал Верещагин. — Ты мать, все-таки…

— Ты отец, все-таки, — в тон ему ответила Галя. — Я уже два раза ходила, теперь твоя очередь.

— Ты же знаешь, что я заведусь и снова нагрублю завучу, как в прошлый раз.

— Да, яблочко от яблони…

— Вот именно, что от яблони. Яблоня это ты и есть, женского рода… А этому Поганяну я и сам харю бы с удовольствием начистил.

— Ладно, Верещагин. Денег принес?

Верещагин поморщился, промолчал, и, повернувшись спиной к жене, стал снимать с себя пальто. Упоминание о деньгах как обычно привело его в замешательство, и он позабыл о потерянном поясе.

— Верещагин, где пояс? — трагическим голосом произнесла Галя. — Ну-ка, повернись ко мне и дыхни… То-то я гляжу ты какой-то взвинченный сегодня. Ну-ка, дыхни, подлец!

— Не устраивай комедии с утра, — понимая, что попался, вяло сказал Верещагин и попытался боком пройти мимо Галины вглубь квартиры.

— Нет, ты дыхни, гад! — Она схватила его за плечо и коленом перегородила проход.

— Пожалуйста, — сказал Верещагин, повернул к ней лицо, выпятил губы и со свистом втянул в себя воздух.

— Нет, ты дыхни, — твердо повторила Галя, давно раскусившая эту примитивную хитрость. — Пил, гад! Детям на хлеб дать нечего, они в школе голодные сидят, а он пьет, мерзавец! Ну и подлец же ты, Верещагин. Пояс потерял. Да тебе голову надо оторвать за твои подлости…

— Голову за пояс, не слишком ли… — раздражаясь от ее крика, мрачно огрызнулся Верещагин. — Пива попил. Бесплатно. Встретил Попова, он и угостил. У него в семье скандал, Валька его с бабой застукала…