Сначала большое облачко.

Потом маленькое.

Здесь, в комнате для допросов, Мартин с большим трудом удержался от того, чтобы не расплакаться, как это случилось с ним тогда, когда при чтении этой выдержки из дневника до него впервые дошел смысл событий, описанных Шахлой.

Тимми любил свою мать. Несмотря ни на что.

Подобно тому, как избитая жена не хочет, чтобы полиция арестовала ее мужа, так и любовь Тимми к своей матери и страх потерять ее оказались сильнее, чем отвращение к продолжению сексуальных домогательств.

У Мартина на глаза навернулись слезы, что не укрылось от внимания доктора Кляйн.

– Вы не хотите говорить об этом? – спросила она.

«Говорить о чем? – подумал он. – О том, что существуют такие матери, которые подвергают своих детей сексуальному насилию? И дети, которые любят своих родителей, несмотря ни на что? До самой смерти».

– Позвольте, я угадаю, – предложила доктор Кляйн. – Правда, которую вы теперь знаете, настолько ужасна, что ваша собственная жизнь стала вам безразлична.

– Так было и раньше.

– И это явилось причиной?

– Причиной чего?

– Что вы прыгнули вслед за Лизой.

Мартин прикрыл глаза.

На мгновение ему показалось, что он снова почувствовал удар о воду с высоты двадцати метров, при котором он вывихнул себе ногу. Елена наложила ему на ногу эластичную повязку, однако он и теперь все еще продолжал хромать.

Тогда у него было такое чувство, словно он прыгнул в котел с кипятком, так как вспененная вода, сомкнувшаяся над его головой, впилась в его тело тысячью иголок. Иголок изо льда, которые лишили его всех сил, едва он оказался во власти Атлантики.

– Я не думал об этом, – ответил Мартин, и, если бы в этот момент он был подключен к детектору лжи, тот зарегистрировал бы, что он говорил правду. Он просто прыгнул, это был рефлекс, а не осознанное решение.

Лизе досталось гораздо сильнее. При ударе о воду она сломала себе бедро и вывихнула левое плечо. К счастью, так как поэтому она кричала как резаная, едва ее голова показалась над поверхностью воды. Полный штиль, царивший на море, и то счастливое обстоятельство, что еще до этого капитан остановил судно, сделали ее спасение возможным.

– Вероятно, вы получите награду за спасение утопающего, – заметила доктор Кляйн.

– Надеюсь, это будет медаль, по крайней мере, ее можно будет использовать в качестве подставки под кружку пива, – проворчал Мартин. – Я не совершил ничего особенного.

Мысленно он снова ощутил вкус соленой воды, которой тогда вдоволь нахлебался, а позднее долго блевал.

– Вы пододвинули ближе к ней отломавшиеся перила, чтобы она могла держаться за них, пока к вам не подошли спасательные шлюпки.

Доктор Кляйн взяла руку Мартина и пожала ее. А он так и не понял, был ли этот жест ему неприятен, или ему следовало радоваться.

– Не знаю, была ли Лиза Штиллер рада этому, – сказал он и высвободил руку.

Если Мартина правильно информировали, Анук и Лиза находились в настоящее время в психиатрических лечебницах; одна на Манхэттене, а другая на окраине Берлина, где и Юлия Штиллер получала профессиональную помощь, чтобы справиться со страшным потрясением, пережитым ею на «Султане». Мартин надеялся, что они не станут слишком быстро напускать на детей врачей с их вопросами и пилюлями. Но далеко не каждый разделял его точку зрения, ведь он сам отдавал предпочтение телевизору и планшетникам, когда речь шла о том, чтобы освободить травмированных и психически больных людей из их мира иллюзий и теней.

– Теперь я могу идти? – спросил он и встал.

Доктор Кляйн кивнула и вытащила из кармана брюк свой мобильник.

– Да, конечно. Вызвать вам такси?

Мартин заставил себя доверительно улыбнуться и, поблагодарив, отказался.

Какой адрес пришлось бы ему назвать водителю такси? У него уже не осталось никаких целей в жизни.

Четыре недели спустя

Стрелка спидометра черного вэна, словно приклеенная, замерла у отметки сто сорок. Можно было подумать, что Крамер включил устройство поддержания заданной скорости, так называемый «темпомат», но Мартин знал, что командир группы захвата спецназа считал такие вспомогательные средства «устройствами для пенсионеров». В восьмидесятых он наверняка смеялся над рулевым управлением с усилителем привода и над автоматической коробкой передач, и если он когда-нибудь принимал участие в уличной демонстрации, то только в такой, на которой протестовали против обязанности пользоваться ремнями безопасности.

– Как насчет чашечки кофе? – спросил Мартин, когда на обочине мелькнул дорожный указатель автостоянки Михендорф.

Они ехали в той же самой машине, в которой он сидел в последний раз в Вестэнде возле виллы Приги, когда вырвал себе зуб. Кстати, ему уже давно было пора показаться врачу. Симпатичная женщина – стоматолог из клиники скорой помощи даже оставила ему сообщение на автоответчике, чтобы он не забыл заменить временный штифт на постоянный. Но с этим можно повременить. Проблему с зубом можно было пережить. Приняв три таблетки ибупрофена, он мог хорошо спать, иногда даже часа четыре, не просыпаясь. Эти болеутоляющие хорошо помогали и от головной боли. Во всяком случае, приступы, которые мучили его на корабле, теперь происходили все реже, особенно после того, как он досрочно прекратил принимать пилюли для постэкспозиционной профилактики.

– Никакого кофе. Мы и без того опаздываем, – решительно отрезал Крамер, при этом у них оставалось еще полных три часа до встречи на автостоянке у автострады на подъезде к Йене.

Мартин зевнул и повернул запястье наружу, чтобы можно было видеть артерию. И татуировку. Розу с восемнадцатью крохотными шипами. Это была русская тюремная татуировка. Знак того, что ее обладатель встретил свое совершеннолетие в тюрьме. Мартин наколол ее себе десять дней тому назад для проводимой сейчас операции. Они хотели внедриться в банду хорватских рокеров, которая собиралась прибрать к рукам бизнес привратников во всем Берлине. Кто контролирует двери клубов и дискотек, тот контролирует и сбыт наркотиков. Это был очень доходный бизнес, за который шла жестокая борьба. На следующей неделе хорватская банда планировала устранить несколько швейцаров, а Мартин должен был предложить им свои услуги в качестве наемного убийцы.

– Не слишком ли свежей выглядит твоя татуировка? – спросил Крамер, который вновь уставился на почти безлюдную дорогу, после того как незадолго до этого бросил быстрый взгляд на розу.

– Я скажу, что решил освежить ее по такому случаю, – ответил Мартин. Он снова зевнул. Вчера ему так и не удалось поспать четыре часа. Скорее четыре минуты.

Они проехали мимо автостоянки, а тем самым упустили шанс выпить кофе. Мартин закрыл глаза и прислонил голову к вибрирующему стеклу.