– В Лаббоке был только один жесткий скафандр, – отвечает Лукасинью. – Я отследил ровер и да, украл скаф. – Он вспоминает имя. – Скаф Нади. Я ее не убивал.

– Ты потащил ребенка через Море Изобилия в жестком скафандре.

– Я не знал, что еще делать. Мы должны были выбраться из Лаббока.

– Вам далеко до Жуан-ди-Деуса, – говорит джакару с идентификатором «Шарлин».

– Прямо сейчас нам надо добраться до Мессье, – говорит Лукасинью.

– Мы только что оттуда, – вступает в разговор третий джакару, Эфрон. – Оставили там троих мертвецов. Боты вас на куски порежут.

– Эй, Эфрон, тут ребенок, – упрекает его Шарлин.

– Нет смысла скрывать правду, – упорствует Эфрон.

– Нам нужны воздух и вода, – говорит Лукасинью. – Аккумулятор в ровере вот-вот сядет, и мы не ели… не помню сколько.

– Я правда проголодалась, – говорит Луна.

Лукасинью слышит, как Малькольм тихонько ругается.

– В Секки есть старый бивуак «Корта Элиу». Теперь это ближайший пункт пополнения запасов. Мы доставим вас туда.

– Это на полпути назад к Тарунцию, – говорит Лукасинью.

– Ну лады, тогда задыхайтесь или помирайте от голода, – огрызается Малькольм. – Или, в твоем случае, от холода. Эфрон! – Эфрон отцепляет от ранца какой-то маленький пакет и бросает Лукасинью. Это термопакет: медленный экзотермический гель в стеклянном контейнере. – Поможет тебе не замерзнуть. Есть только одна проблема. – Он тыкает торс Лукасинью, обмотанный изолентой, дулом пушки. – Его надо поместить внутрь костюма.

– Что?

– Как надолго ты можешь задерживать дыхание, дружище?

У Лукасинью кружится голова. Голод, изнеможение, холод. Теперь ему придется снова обнажиться посреди холодной поверхности Леди Луны.

– У меня есть булавка Лунного бегуна, – говорит он, стуча зубами.

– Бляха-муха, да ты у нас богатенький мальчик. Лунная гонка – это десять, пятнадцать секунд. Нам надо снять старую изоленту, засунуть пакет внутрь и снова тебя обмотать. Сорок, может, шестьдесят секунд?

Это может его убить. Холод его убьет. Может убить, убьет. Леди Луна снова принимает решения за него.

– Я справлюсь, – говорит Лукасинью.

– Вот молодец. Дыши глубоко одну минуту, а потом разгерметизируй шлем. Мне надо будет подключиться к ИИ твоего пов-скафа.

– У меня есть лента, – говорит Луна, пока Лукасинью отцепляется от ее жесткого костюма.

– Умница. Шарлин, Эфрон.

Цзиньцзи переключает костюм на подачу чистого О2. Он бьет Лукасинью как топор. Он едва не падает, и его подхватывают чьи-то руки. Он дышит глубже, еще глубже, насыщая мозг и кровь кислородом. Он победил в Лунной гонке. Он голым пробежал по поверхности Луны пятнадцать метров. Это легко. Легко. Но для Лунной гонки давление больше часа снижали до микроуровня. Теперь все случится мгновенно. «Человеческая кожа – надежная поверхность для поддержания давления…» Пов-скаф, урок номер один. Требуется лишь нечто плотное, чтобы поддерживать это давление, удерживать воду и сохранять тепло.

«Разгерметизация костюма через пять…»

Лукасинью опустошает легкие. В вакууме надо выдохнуть, чтобы не разорвались легкие.

«…две, одну…»

– Приготовиться, – командует Малькольм.

«Сброс».

Визг уходящего воздуха затихает, когда Цзиньцзи опустошает костюм. Лукасинью беззвучно кричит от боли, пронзающей оба уха. Подступает Шарлин с ножом, аккуратно разрезает ленту и отворачивает концы.

– Держись, парень, держите его.

– Готово.

Приходит обжигающий жар – Малькольм засовывает под плотную ткань термопакет. Лукасинью надо дышать. Он должен вдохнуть! Его мозг отключается клетка за клеткой. Его сотрясают конвульсии. Откуда-то с вышины доносится слабый женский голос, точно голос святой: «Держите его!» Лукасинью открывает рот. Пусто. Расширяет легкие. Пусто. Вот как умирают в вакууме: все закрывается, сужается, пульсирует. Едва слышные, далекие голоса; железные руки его не отпускают, все горит.

Едва слышные, далекие голоса…

И он возвращается. Лукасинью рвется вперед. Его удерживают защитные дуги. Он в безопасности, он в ровере Маккензи. Воздух. Воздух – это чудо. Воздух – это магия. Он делает десять глубоких вдохов, быстро вдыхая и медленно выдыхая; медленно вдыхая и быстро выдыхая. Ртом, носом; носом, ртом. Носом. Ртом. До чего же славно дышать. Тепло. Жар! Он чувствует боль под нижним левым ребром: термопакет, плотно прижатый пов-скафом и изолентой. Там будет синяк, но Лукасинью ценит эту боль. Она означает, что у него нет обморожения.

– Луна? – хрипло зовет он.

– Очухался, значит, – говорит Малькольм по общему каналу.

– Я тут, – говорит Луна. – Ты в порядке?

– Если разговаривает, то в порядке, – говорит Малькольм. Лукасинью озирается, смотрит на все кабели и трубки, что подключают его к роверу. Он думает о воде и в награду получает холодный и чистый глоток из ниппеля. От удовольствия Лукасинью ахает, и джакару, которые слышат это по общему каналу, смеются.

– Это все та же переработанная моча, но, по крайней мере, чужая, – говорит Малькольм. – У нас даже есть кое-какое питательное дерьмо. Думаю, ты достаточно голоден, чтобы его съесть.

Эфрон цепляет присвоенный Лукасинью одноместный ровер к большой машине буксирным тросом и забирается на свое место.

– Итак, если у тебя нет возражений, Лукасинью Корта, – говорит Малькольм, – мы едем в Секки.

* * *

Перед его лицом что-то есть. Лукасинью просыпается с паническим криком от клаустрофобии. Он в пов-скафе, все в том же гребаном пов-скафе. Во сне вытекла слюна и высохла на его щеке до кристаллической корочки. Он чувствует запах собственного лица внутри шлема.

– Ты проснулся. – Голос Малькольма. – Хорошо. У нас проблема.

Цзиньцзи показывает карту: на ней выделяется их процессия и старая база «Корта Элиу», а также линия неких объектов между роверами и убежищем.

– Это…

– Я знаю, кто они, малыш.

– Вы можете их объехать?

– Могу, но если нас заметят, в тот же момент набросятся. Мы большие и тяжелые, и я видел, как эти ублюдки двигаются.

– Что будем делать?

– Мы бросим тебя и девочку. Вы возьмете другой ровер – там достаточно заряда, чтобы справиться, – и рванете прямиком к базе. Мы постараемся отвлечь внимание ботов.

– Но вы сказали, что не можете их обогнать.

– Мать твою, пацан, ты будешь мне верить? Без вас мы можем от них оторваться. Может, даже прикончим парочку. Эти пушки против засранцев весьма неплохи. Что я знаю наверняка: если мы не разделимся, то умрем.