иное величие, чем в двадцатые и тридцатые годы — не идейное («у нас самый передовой строй»), а национальное («мы сильнее всех»). Соответственно переменились идеология государства и его целеустремления. Концепция «мировой пролетарской революции» была снята с повестки еще в конце двадцатых, теперь туда же отправилась и доктрина «социализма в одной отдельно взятой стране».

СССР перестает экспериментировать с новым общественным устройством и возвращается к прежней исторической модели — начинает воссоздавать Российскую империю со всеми ее традиционными чертами: самодержавностью, национализмом, готовностью платить за величие забитостью и нищетой собственного народа.

В последний период сталинского правления во внутренней жизни страны происходят три процесса:

— Социалистическое государство превратилось в самодержавную империю.

— «Самодержец» постепенно утрачивал адекватность.

— «Наверху» развернулась борьба за влияние.

Социалистическое государство превращается в самодержавную империю

Самодержавие, то есть абсолютная власть одного человека, установилось намного раньше, однако теперь Советский Союз превратился в империю, то есть государство, главной целью которого является экспансия — распространение своего влияния на как можно большее пространство. Эта империя была обращена не в будущее, а в прошлое — не создавала некую новую, небывалую государственную конструкцию, но явно и даже наглядно реставрировало империю российскую, только многократно усилившуюся за счет полноценного использования всех традиционных «ордынских» рычагов. Марксистская риторика никуда не делась, но совершенно утратила содержательный смысл. Империи нужен весь мир, а не только «мир голодных и рабов».

Однажды, произнося тост, Вождь сказал: «Русские цари сделали много плохого. Они грабили и порабощали народ. Но они сделали одно хорошее дело: сколотили огромное государство — до Камчатки. Мы получили в наследство это государство». Бывший подданный царской России, Сталин испытывал ностальгию по монументальному государству, в разрушении которого в свое время поучаствовал.

«Красноармейцы» стали называться «солдатами», «командиры» — «офицерами», на мундирах появились старорежимные погоны, «наркомы» превратились в «министров», города украсились помпезными зданиями (этот стиль потом назовут «сталинский ампир»), войска на парадах маршировали точь-в-точь как в старые времена, подданные участвовали в крестных ходах (демонстрациях) и в обязательном порядке присутствовали на богослужениях (митингах и партсобраниях).

Существенно изменился пантеон национальных героев. Довоенным Чапаевым и Щорсам пришлось потесниться, уступить место прославленным полководцам монархической эпохи. Эта тенденция, возникшая во время войны из историко-патриотических соображений, в мирное время еще больше усилилась. Все войны и победы царской России сталинское государство восславило и апроприировало. Культивировалось и почтение к «правильным» (с точки зрения диктатора) царям: Ивану III, Ивану Грозному, Петру I. Примечательно, что самого главного из исторических царей-триумфаторов — Александра I, взявшего Париж, — чествовать не предписывалось, ибо он был либералом. Екатерина Великая генералиссимусу, видимо, не нравилась тем, что ввела дворянскую вольность и допустила непорядок — пугачевское восстание, а кроме того, Сталин вообще не одобрял начальников женского пола. Наркомы-министры и члены политбюро у него были сплошь мужчины.

Новацией по сравнению с романовской эпохой была активная ксенофобия и враждебная подозрительность ко всему иноземному. Отчасти это объяснялось тем, что, в отличие от царского режима, сталинский не полагался на иностранные инвестиции и мало зависел от иностранных технологий. Ставка делалась на развитие национальной науки, на собственные разработки. Народу нужно было внушить, что все главные научные достижения и раньше делались на Родине, что — как пелось в бравой песне времен Николая I — «матушка-Расея всему свету голова». Детей в школе учили, что паровоз изобрели братья Черепановы, самолет — Можайский, а радио — Попов. Одновременно с созданием мифологии русского научного первородства, всякий интерес к зарубежным научным исследованиям клеймился как «низкопоклонство перед Западом». Пресекались научный обмен и научные связи. Курс на разрыв с внешним миром, на восхваление собственных достижений проводился и во всех сферах культуры.

В политическом аспекте возвращение к российской имперскости, означавшее полный разрыв с ленинской идеей самоопределения наций, привело к замене интернационалистической идеологии на националистическую. Русский этнос вновь провозглашался старшим братом в «семье братских народов». В союзных республиках, совсем как в победоносцевские времена, проводилась форсированная русификация номенклатурной элиты, образования, делопроизводства.

С проявлениями любого иного национализма режим вел беспощадную, жестокую борьбу.

Во время войны на территориях, оккупированных немцами (и деоккупированных от советской власти), сформировалось несколько сильных национальных движений, добивавшихся создания или, вернее, восстановления собственных независимых государств. После ухода немцев и возвращения советских войск это сопротивление не ослабело, а усилилось.

Самым проблемным регионом для Москвы была Украина, где действовала Украинская Повстанческая Армия. Эта организация, насчитывавшая десятки тысяч бойцов, во время войны активно сражалась и против Вермахта, и против Красной Армии. Расчет был на то, что Германия и СССР истощат себя во взаимоистребительной борьбе, и это позволит Украине обрести независимость. Партизанские отряды УПА представляли собой серьезную угрозу и для немецкого, и для советского тыла. Одной из самых громких акций повстанцев стало нападение в 1944 году на эскорт командующего 1 Украинским фронтом Ватутина, смертельно раненного в этом бою.

После отступления германской армии УПА еще долгое время сражалась с советскими гарнизонами, но силы были неравны. Органы госбезопасности производили массовые аресты среди подпольщиков и просто «подозрительных»; партизанские отряды истреблялись один за другим. Главнокомандующий УПА Роман Шухевич был убит в марте 1950 года при попытке задержания. К этому времени движение уже перешло от открытых боевых действий к подпольной борьбе.

В ходе репрессий МГБ произвело больше ста тысяч арестов и еще двести тысяч украинцев бессудно депортировало в отдаленные регионы. Погибли на этой внутренней войне около четверти миллиона человек.

Ожесточенная борьба шла и в Прибалтике, где, согласно советским отчетам, в начале 1946 года существовало более 400 очагов вооруженного сопротивления. Методы подавления национально-освободительного движения были те же. Сначала проводились войсковые операции, при помощи которых к 1947 году были истреблены все крупные отряды резистантов. Затем, на стадии уничтожения подполья, органы МГБ производили аресты и депортации. За четыре послевоенных года из Прибалтики отправили в Сибирь и Казахстан 142 тысячи «спецпоселенцев».

В сущности ничего принципиально нового — кроме масштабов и градуса жестокости — в этой репрессивно-колонизаторской политике не было. Точно так же подавляло освободительные движения и царское правительство. Империя, в которой один этнос провозглашается главным, а все остальные — второсортными, и не может быть ничем кроме как «тюрьмой народов».

«Самодержец» утрачивает адекватность

Культ Вождя, зародившийся в двадцатые годы по политическим мотивам и усиленно насаждавшийся в тридцатые, после войны превратился в настоящую религию. Изданный к 70-летию Сталина огромным тиражом сборник «Стихи о Сталине», составленный из восхвалений поэтов всех республик, очень напоминает молитвенник. Начинается этот панегирик строками: «Тебе, краса всех городов