— Естественно, я представляю не самого себя. Суть всей операции и ее конечная цель вас не касается.

Двое опять задумчиво кивают. Но в запасе у них есть еще вопросы, потому что Глеб вновь открывает рот:

— Когда мы получим свои деньги?

— По реализации коллекции.

— Это нас не устраивает. Как мы сможем вас отследить, когда все закончится?

Оба моих собеседника категорически мотают головами. Но как раз тут-то торговаться не приходится. Вперед платить им никто не будет.

— Никто никого отслеживать не будет. В данном случае мы выступаем в роли партнеров, и поэтому мы оговорим точные сроки оплаты. Даже и после завершения всего дела мне будет крайне невыгодно вызывать ваше недовольство. Чем позже покупатели узнают правду о своей покупке, тем лучше. Пятьдесят тысяч при такой операции для меня не расчет, а проблем создать вы сможете много, так что нечего и волноваться. И прошу вас, не торгуйтесь, в этом вопросе я вам не уступлю.

Глеб не унимается:

— Кто еще будет участвовать в деле? Мы хотим знать, потому что от этого зависит наша безопасность.

— Ну что ж, и это разумный вопрос. На той или иной стадии в подготовке операции участвуют еще два человека. Имен я вам называть не буду. В этом нет необходимости, так как вас эти люди знать все равно не будут. Видеть тоже.

То, что я говорю сейчас, не совсем правда. Я еще не представляю, встретится ли по ходу дела с этими двумя персонажами Бортновский. Это было бы совсем неплохо для контроля за ними. Но даже если это и произойдет, им совсем необязательно знать, что Бортновский на нашей стороне. Однако пора прекращать этот допрос.

— Ну ладно, хватит вопросов. Давайте-ка…

Но Татьяна меня перебивает:

— У нас тоже есть некоторые соображения. Во-первых, нам не нравится твой тон. Ты не учитель, а мы не ученики. Если мы партнеры, то и веди себя соответственно.

Опять бунт на корабле! Мало того, что она без спроса перешла на «ты», так еще… Чувствую, придется постоянно воевать с этой дамой.

— Танечка, не могу с тобой согласиться. Дело обстоит именно таким образом: вы исполнители, а я руковожу операцией. Если хочешь, то вы еще и ученики, потому многому в этом деле я вынужден вас учить. А что касается менторского тона, то пока вы успели продемонстрировать лишь способность задавать массу вопросов. В деле я вас еще не видел. Чтобы было понятнее распределение ролей между нами, позволю себе спросить: вы обдумали свои легенды и слабые места в них?

В ответ я получаю два кивка, впрочем, весьма неуверенных.

— Что вы киваете? У вас есть что сказать мне по этому поводу? Нет? Хорошо, тогда я вас спрошу. Итак, прекрасная дама, если покупатели полюбопытствуют, где вы работаете, что будем отвечать? А если они пожелают навестить вас дома? А где ваш офис, мой дорогой торговец антиквариатом? Да, кстати, Таня, что вы можете рассказать мне о вашей семье? Кто менно собирал коллекцию? Можете предложить какие-нибудь убедительные детали биографии, своего папы?

Ничего, кроме глуповато-преданных взглядов, мне дождаться в ответ не удается.

— Молчим? Учтите — я-то с покупателями по ряду причин встречаться не собираюсь. А вот вы с ними будете общаться по полной программе. И если у клиентов возникнут подозрения на ваш счет, то они решат похоронить их. Вместе с вами.

Короче говоря, нам предстоит еще масса работы, а времени в обрез. Так что вместо препирательств, будьте любезны выполнять мои указания. Вы меня слышите?

После того как мне удается добиться покорности, работа над легендой возобновляется.

* * *

— Соловьев не появлялся. Мы проверяли все московские рейсы, каждый день справляемся в гостиницах. Но ты сам понимаешь, это ничего не значит. Он мог прилететь в Париж через третью страну, приехать поездом, на машине. Вместо него мог приехать еще кто-то. На все у нас не хватит людей.

— Я все понял, продолжайте наблюдать за возможными местами его появления. Идите.

Дождавшись ухода своих людей, Хелле задумался. Сейчас возможность появления Соловьева его волновала меньше всего. Вскользь проброшенная Бортновским информация о продаваемой коллекции произвела на Хелле гораздо большее впечатление, чем можно было увидеть со стороны. Мысль о том, как избавиться от опеки со стороны Ковальски, преследовала его с самого начала их сотрудничества. Как всякий офицер, Хелле умел подчиняться. Но работа с Ковальски все больше тяготила его. Нынешняя операция стала последней каплей. Хелле был почти уверен, что Ковальски не станет предпринимать шагов по его ликвидации. Пр ежде всего, для этого не было особой необходимости. Кроме того, тогда в ресторане он дал понять своему нанимателю, что в случае создания угрозы своей жизни он способен нанести удар первым.

Однако в любом случае их сотрудничество не могло продолжаться вечно. Сам характер поручений, исполняемых Хелле, предполагал его излишнюю информированность в проведении деликатных операций. Поэтому тема своевременного расставания с Ковалльски становилась все более актуальной. Единственный реальный выход из ситуации обещали только деньги. А независимость можно было обрести лишь как приложение к качественно иному финансовому положению. Такое положение заработать исключительно на своем профессиональном умении было практически невозможно. Работа наемником более или менее высокого уровня в Африке или Латинской Америке, выполнение разовых или даже постоянных поручений от людей вроде Ковальски не могли дать решения проблемы. Таким образом можно было зарабатывать на жизнь, но не жить как состоятельный человек. И кроме того, подобный способ заработка вообще, как правило, значительно сокращал саму жизнь.

Именно поэтому последние два-три года Хелле особенно внимательно следил за делами Гутманиса, стараясь определить слабые места его финансовых схем. Несколько раз он приходил к выводу, что, в принципе, мог бы увести у своего шефа двести-триста тысяч долларов, а один раз — перехватить партию товара на полмиллиона. Но, во-первых, эти суммы его не устраивали, а, во-вторых, работа у Гутманиса давала ему некоторую стабильность. Попытка порвать с Гутманисом и тем самым нарушить строгие запреты Ковальски была сопряжена с серьезным риском, к которому Хелле еще не был готов.

Однако с началом операции против «Гермеса» он начал всерьез задумываться о своем будущем. Устранение Гутманиса по сути ничего не меняло, его фирма в любом случае была обречена на заклание вместе с ним. Но встав во главе компании своего бывшего шефа, Хелле впервые ощутил эту обреченность как реальность. С неизбежной ликвидацией дела Гутманиса его самого ждали серьезные перемены. Смена имени и страны были не главным — Хелле далеко не был