– Я купил шапку.

– Какую шапку?

– Меховую. Дамскую.

– Для кого?

– Для мисс Коуд.

– Ваша приятельница?

– Экономка конспиративного дома в Найтсбридже, – вмешался Нед, прежде чем Барли успел ответить.

– Где вы ее купили?

– По дороге между трамвайной остановкой и гостиницей. Не знаю где. В магазине.

– И все?

– Только шапку. Одну-единственную.

– Сколько времени это у вас заняло?

– Пришлось постоять в очереди.

– Как долго?

– Не знаю.

– Что еще вы сделали?

– Ничего. Купил шапку.

– Вы лжете, Барли. Не так уж серьезно, но лжете. Что еще вы сделали?

– Позвонил ей.

– Мисс Коуд?

– Кате.

– Откуда?

– С почты.

– С какой?

Нед прижал руку ко лбу козырьком, точно заслоняя глаза от солнца. Но шторм уже разыгрался всерьез, и океан и небо за окном были одинаково черными.

– Не знаю. Большой зал. Телефонные кабинки под железным балконом.

– Вы позвонили к ней на работу или домой?

– На работу. Время было рабочее. К ней на работу.

– Почему мы не услышали вашего звонка в записи?

– Я отключил микрофоны.

– С какой целью вы звонили?

– Хотел убедиться, что с ней ничего не случилось.

– Как именно?

– Я сказал «здравствуйте». Она сказала «здравствуйте». Я сказал, что звоню из Ленинграда, встретился с тем, кто меня вызвал, и все отлично. Подслушивающий подумал бы, что я говорю о Хензигере. А Катя понимала, что я подразумеваю Гёте.

– Вполне оправданно, на мой взгляд, – сказал Брейди с извиняюше-сочувственной улыбкой.

– Я сказал, ну, так до свидания на Московской ярмарке и берегите себя. Она сказала, что будет. То есть будет беречь себя. И до свидания.

– Еще что-нибудь?

– Я сказал, чтобы она сожгла романы Джейн Остин, которые я ей подарил. Я сказал, что это бракованные экземпляры, и я привезу взамен хорошие.

– Почему вы так сказали?

– Там в текст были впечатаны вопросы для Гёте. Дубликаты впечатанных в текст книги, которую он не взял у меня. Они были сделаны на случай, если бы я с ним не увиделся, а ей это удалось бы. Они были опасны для нее. А так как он не захотел на них отвечать, я предпочел, чтобы у нее в доме их не было.

В комнате ни движения, ни шороха – только ветер постукивает ставнями и гудит под скатом крыши.

– Как долго продолжался ваш разговор с Катей, Барли?

– Не знаю.

– В какую сумму он вам обошелся?

– Не знаю, я уплатил в окошечко. Два рубля с чем-то. Я много говорил о книжной ярмарке. И она – тоже. Мне хотелось слышать ее голос.

Теперь настал черед Брейди промолчать.

– У меня было ощущение, что, пока я говорю, все нормально и с ней ничего не случится.

Брейди помолчал еще некоторое время, а затем, к нашему удивлению, закончил спектакль.

– То есть дружеская болтовня, – заметил он, начиная укладывать свои бумаги в дедовский портфель.

– Вот именно, – согласился Барли. – Дружеская болтовня. О том о сем.

– Как между хорошими знакомыми, – заметил Брейди, щелкая замочками. – Благодарю вас, Барли. Я восхищаюсь вами.

Мы сидели в большой гостиной с Брейди в центре. Без Барли.

– Откажитесь от него, Клайв, – посоветовал Брейди все тем же любезным голосом. – Он дергается, он уязвим, он слишком много думает. Дрозд поднял такую волну, что вы не поверите. Все княжества схватились за оружие, генералы ВВС в судорогах, противоракетная оборона убеждена, что он – вексель на лавочку, Пентагон обвиняет Управление в рекламировании сомнительного товара. Ваша единственная надежда – вышвырнуть его вон и направить туда профессионала, одного из наших.

– Дрозд с профессионалами иметь дела не хочет, – сказал Нед; в его голосе я уловил закипающую ярость и понял, что она вот-вот хлынет через край.

У Скелтона тоже имелось предложение. Он заговорил в первый раз, и мне пришлось наклонить голову в его сторону, чтобы расслышать мягкий культурный голос с университетской интонацией.

– Насрать на Дрозда, – сказал он. – Не Дрозду ставить условия. Он предатель, ополоумел от комплекса вины, и кто знает, что он такое еще? Поджарьте ему пятки. Скажите ему, что, если он перестанет поставлять товар, мы продадим его с потрохами его же соотечественникам и бабу вместе с ним.

– Если Гёте будет пай-мальчиком, он сорвет порядочный куш, я за этим послежу, – пообещал Брейди. – Миллион совсем просто. Десять миллионов – лучше. Если вы его хорошенько припугнете и хорошенько ему заплатите, может быть, неандертальцы поверят, что он не ведет двойной игры. Рассел, всего доброго. Клайв, был рад увидеться. Гарри. Нед.

И в сопровождении Скелтона он направился к двери.

Однако Нед с ним еще не попрощался. Он не повысил тона, не ударил кулаком по столу, но он уже не прятал темного блеска в своих глазах и бешенства в голосе.

– Брейди!

– Вас что-то смущает, Нед?

– Дрозда взять за горло не удастся. Ни им, ни вам. Шантаж может казаться заманчивым в оперативном кабинете, но на практике он ничего не даст. Прослушайте записи, если не верите мне. Дрозд ищет мученичества. А мученикам угрожать бессмысленно.

– Так что же мне с ними делать, Нед?

– Барли вам лгал?

– В пределах допустимого.

– Он прямой человек. И в этом деле подвохов нет. Вы еще помните, что такое прямота? Пока вы рыщете по закоулкам, Дрозд устремляется прямо к цели. А в напарники выбрал Барли. И Барли – наш единственный шанс.

– Он влюблен в эту женщину, – сказал Брейди. – Он закомплексован. Он уязвим.

– Он влюблен в сотни и сотни их. Он делает предложение каждой девушке, с которой знакомится. Вот какой он. И слишком много думает не Барли, а вы и иже с вами.

Брейди заинтересовался. Не собственными взглядами, даже если они у него были, а взглядами Неда.

– Я видывал всяких, – сказал Нед. – Как и вы. Бывают такие, в отношении которых сомнения остаются, даже когда дело окончено. А здесь с самого начала он шел прямо, и это мы, и только мы, стараемся пустить его по кривой.

Я еще никогда не слышал, чтобы он говорил с таким жаром. Как и Шеритон, который окаменел от изумления. Возможно, именно по этой причине Клайв счел себя обязанным вмешаться и протрубить торжественный уход штатского чиновника со сцены.