– А-а, Жирик… – насмешливо цедит старший. – Я же сказал – слегка. Значит, без вещей. А ну брось своё барахло! Оно тебе больше не понадобится.

– Вы не имеете права, – жалобно говорит Владимир Вольфович.

– О правах спросишь своего папу-юриста, – так же насмешливо отвечает Старший. – Давай-давай, не задерживай. Кто там следующий?

В дверях вагона появляется фигура в армейской шинели, из-под которой видны красные генеральские лампасы.

– Макашов что ль? – спрашивает Старший, не желая, по-видимому, расходовать батарейку.

– Так точно! – отвечает фигура. – Макашов Альберт Михайлович.

– Да уж вижу, что Альберт, – говорит Старший. – К тому же еще и Михайлович. Ну-ну…

– Вообще-то я крещен Дмитрием… – заученно и потому безнадежно возражает генерал.

– Ты? Дмитрием? А ну, повернись в профиль. – Освещает Макашова фонарем. – С таким-то профилем – и Дмитрий? Совсем оборзел. Следующий!…

Из вагона выходит «папаша Зю». Он в теплом овчинном тулупе, валенках и ондатровой шапке.

– Товарищи!… – начинает было Геннадий Андреевич.

– Анпилов тебе товарищ! – обрывает Зюганова Старший. – Он тут уже побывал, так что скоро свидитесь… Всё, хватит лирики. А ну, вылазьте, жидовские морды!

На платформу вываливаются Илюхин, Кондратенко, Проханов, Шандыбин, Лимонов.

– Все? – осведомляется Старший. – Вроде кого-то не хватает. Ну-ка, унтер, проверь.

Один из коричневошинельных ныряет в темень вагона. Спустя короткое время появляется вновь, волоча кого-то за собой.

– Под шконку забрался, падла! – радостно объясняет унтер.

Старший светит фонариком.

– Что ж это вы, Александр Григорьевич! – с ласковой укоризной говорит Старший. – А еще президент. Бывший, правда, но все равно…:

– Я – гражданин иностранного государства, – кричит Александр Григорьевич.

– Какого такого государства? – усмехается Старший. – Всё уже,…здец. В смысле – аншлюс.

Согласно свободному волеизъявлению наших народов. Ну ладно, хватит. – Он обращается к унтеру: – Ведите, а я покурю пока.

– Далеко вести-то? – спрашивает унтер. – А то в тот раз, когда Анпилова с подельниками привезли, по уши в снегу завязли.

– Да нет, – говорит Старший, доставая пачку кишиневского «Мальборо», купленную в спецраспределителе, – метров двести. Дальше не надо…

Именно так (или почти так) всё и произойдет, если к власти в нашей стране придут коричневые. В первую очередь они освободятся от недавних союзников, потому что власть – одна, и делить ее они не захотят ни с кем. В свое время это успешно проделали большевики.

А пока все эти «союзники» пытаются привлечь к себе внимание и пролезть во власть, при этом – отчаянно грызутся между собой. И лишь в одном они трогательно едины: в своем боевом кличе – «Бей жидов и инородцев, спасай Россию!».

Вот о них-то и поговорим. О фюрерах и «батьках».

Начнем с Жириновского.

«Нет такого осла, который, созерцая себя в реке,

не смотрел бы на себя с удовольствием

и не находил бы у себя черт коня».

Г. Флобер

За политической карьерой Владимира Вольфовича я наблюдаю довольно давно – с конца 80-х. Поначалу он сам и его призрачная Либерально-демократическая партия входили в опереточный «Центристский блок политических партий и движений». Но вскоре ВВЖ оперился, вышел из блока и пустился в самостоятельное плавание. Но не в одиночное: Жириновский всегда окружал себя попутчиками и сочувствующими.

В 1991– м, когда Владимир Жириновский только-только вступал на путь «всемирно известного кандидата в президенты», состоялась его встреча с обществом «Память». Организовывал встречу клуб друзей журналов «Наш современник» и «Молодая гвардия». «Друзей» собралось не слишком много – примерно сотня. Та самая. Но Жириновский не погнушался, потому как – единомышленники.

Вообще-то не все «памятники» доброжелательно относились к Владимиру Вольфовичу. Вот и на той встрече кто-то закричал Жириновскому, что он – «ставленник сионизма». Причина такого предубеждения со стороны наиболее ортодоксальных членов «Памяти» заключалась в отчестве Жириновского (он даже попытался изменить его на «Владимирович», однако не прижилось) и в несколько семитских чертах его лица. Однако большинство присутствующих на встрече к ортодоксам не относились, полагая, вероятно, что хоть бы и семит, но – «наш».

Уже тогда, в самом начале 90-х Владимир Вольфович сильно заматерел. Ходил с охраной: судя по всему, встречи с народом, о котором он так пекся, да и печется до сих пор, многому его научили.

Позднее, отвечая на вопрос об отношении к обществу «Память», Жириновский сказал:

«Я с ними не встречался ни с кем. То есть я их видел, но так ничего не могу сказать».

Видел, значит, но сказать ничего не может. Жириновский в своем апмлуа. Между прочим, многие члены общества «Память» одновременно являлись членами Либерально-демократической партии Жириновского.

Прочий репертуар ВВЖ за прошедшие годы тоже не слишком изменился. «Наша страна больна политическим СПИДом, – говорил Владимир Вольфович. – Государство лишилось иммунитета, оно уже не может сопротивляться. Вот они закричали: «Долой Россию!» – и ее уже нет».

Никто, кроме Жириновского, «Долой Россию!» никогда не кричал. Знакомый прием.

«Наша страна, – говорил Владимир Вольфович, – лишилась своих защитников. Кто защищал государство? Армия, политическая полиция – КГБ. По ним и был сделан удар – по армии, по правящей партии, КПСС. Может и были у них ошибки, но это была основа государства».

Через пару лет Жириновский с пеной у рта будет обличать коммунистов – и прошлых, и нынешних. Исходя из личных интересов. В начале 21-го века – станет к коммунистам намного лояльнее. Исходя из тех же интересов.

О демократах:

«Вот они говорят: „суверенитет“. Сейчас вот Якутия возьмет и присоединится к Японии. Они все одной нации, все племя какое-то якутское».

О себе:

«Пора сказать правду. Политики должны говорить правду. Я – политик, я говорю правду».

Скромно и проникновенно.

О конкуренте:

«Вот Явлинский ездит на Запад. Нечему там учиться! Они нам сюда посылают „Макдоналдс“ и „Фанту“, как будто у нас нет кваса и мы не умеем делать пирожки. Все это – элементы провокации».