Кольцо не налезало Джоанне даже на большой палец, но она крепко зажала его в кулаке – не потому, что верила в магическую силу коралла, а потому, что оно принадлежало Раймунду.

– Дама Эскивия, меня подкараулил мастер Понс, – продолжила Мариам, – и настоял, чтобы я передала тебе его совет. – Женщины захихикали – никто и помыслить не мог, чтобы довериться мужчине-лекарю, а не акушерке. – Он сказал, что безопасности ради следует пустить Джоанне кровь сейчас, пока ночь, и долго мне объяснял, что у всех женщин натура меланхолическая, в отличие от мужчин, которые бывают еще холериками, сангвиниками и флегматиками. Я уж боялась, что прежде чем вырваться из его лап, мне придется выслушать всю историю кровопусканий!

– Если женщины, в самом деле, меланхоличны по своей природе, то винить в этом нужно мужчин, – язвительно ответила Алиенора. Она не собиралась смотреть, как дочери пускают кровь, поскольку считала, что женщины и без того теряют много крови при родах. Но ей было не о чем беспокоиться – Эскивия с ней в этом полностью согласилась и пренебрежительно заявила, что мастер Понс разбирается в деторождении примерно так, как она в искусстве алхимии.

Джоанна снова вскрикнула, и про лекаря сразу забыли. Теперь схватки повторялись гораздо чаще, и женщины под руководством повитухи стали массировать роженице живот с подогретым тимьяновым маслом, кормить с ложечки медом для поддержания сил и закрыли окно, когда ее начала бить дрожь. Эскивия исследовала ее лоно, заверила, что ребенок в правильном положении, и уговаривала Джоанну потерпеть, пока она не увидит малыша.

– Хватит тужиться, миледи! – триумфально объявила она. – Я вижу головку.

У Джоанны уже не было сил кричать, и когда показались плечи ребенка, она изогнулась от боли. Кольцо Раймунда она сжимала так сильно, что когда ее сын появился на свет, коралл глубоко врезался в ладонь. Кожа у ребенка была сморщенной, измазанной слизью и кровью. Эскивия немедленно определила пол:

– Мальчик!

Но вместо радости Джоанну вдруг охватил страх – она помнила, каким уязвимым был Боэмунд с момента своего первого вздоха – маленький, слабый, ко всему безразличный, он словно знал, что не принадлежит этому миру, и Бог скоро призовет его домой. Глаза Джоанны обожгли слезы, она обессиленно потянулась, чтобы взять младенца на руки, прежде чем увидит на лице Эскивии беспокойство, как когда-то на лицах повитух на Сицилии. Но младенец громко и пронзительно закричал, словно протестуя против унижений, которым подвергся, и его сильный голос развеял материнские страхи.

Женщины ворковали, восхищаясь ребенком, Эскивия очистила ему рот, перевязала обрезанную пуповину и принялась вытирать с маленького тельца слизь. Слезы матери после родов никому не казались странными, но только Мариам поняла их причину – она присутствовала при родах умирающего ребенка Джоанны.

– Он прекрасен, Джоанна, – сказала она и взяла ее руку в свою. – Он само совершенство, от макушки до пят, клянусь.

Алиенора приняла младенца у повитухи и осторожно передала матери. Джоанна взяла на руки сына, погладила его удивительно густые темные волосы – совсем как отцовские. Потом она будет вспоминать этот миг как счастливейший в своей жизни.

Когда Джоанна проснулась, в комнату сквозь раскрытые окна лились лучи утреннего солнца, младенец спал в колыбельке под бдительным присмотром кормилицы, а муж дремал в кресле возле ее кровати. Едва она шевельнулась, он тут же открыл глаза и склонился для нежного поцелуя. Он оставался с ней до поздней ночи, но Джоанна заметила, что он поменял одежду, пока она спала, а порез на подбородке указывал, что и поспешно побрился прежде, чем возвратиться. Джоанна никогда не стыдилась признавать тщеславие одним из своих постоянных грехов, и теперь, проведя рукой по спутанным волосам, сказала:

– Я, должно быть, ужасно выгляжу, Раймунд.

– Ты выглядишь, как мать моего сына, – сказал он и повернулся к кормилице, но Жилета предугадала его желание и уже несла младенца к кровати. Джоанна приподнялась, и Раймунд подложил ей под спину подушки, чтобы она могла взять сына. С припухшими глазками и красным пятном на лбу, которое, по словам Эскивии, должно скоро побледнеть, он казался Джоанне самым красивым ребенком на свете.

– У него такие синие глаза, – восхитилась она, – в точности как твои, Раймунд.

– Будем надеяться, что в остальном бедняжка не будет похож на меня. – Он протянул руку и улыбнулся, когда малыш ухватил палец своим крошечным кулачком. – Ты этого еще не знаешь, маленький Раймунд, но этот мир тебе понравится даже больше, чем уютный живот твоей невероятно красивой мамы. Она тебя избалует, а твой благонамеренный глупый отец непременно будет читать нотации о долге и дисциплине, но не сможет отказать тебе ни в чем. И однажды ты станешь графом Тулузы, земли, где течет молоко и мед, даже более благословенной, чем Эдем, поскольку у нас тут нет говорящих змеев.

– Маленький Раймунд, – тихо повторила Джоанна, улыбаясь своим мужчинам. – Полагаю, нам повезло, что это не дочь, мы же не выбрали имя для девочки.

– Выбрали, любимая. Разве ты не помнишь? Мелюзина.

– Мне становится очевидным, дорогой, что лучше доверить выбор имен мне. Как ты собираешься назвать нашего следующего сына, Люцифером?

– Нет, это имя уже занято, – ухмыльнулся Раймунд, и Джоанна притворилась, что осуждает его, но долго не выдержала.

– Я буду скучать по Люку, – прошептала она. Следующие сорок дней, пока она снова не будет воцерковлена, супругам предстояло воздерживаться от близости.

Раймунд понимал, почему женщины должны избегать плотского общения некоторое время после родов, учитывая, насколько изнурительны и опасны они для женского тела. Одна из бывших возлюбленных как-то сказала ему, что каждая пятая женщина умирает при родах, и он не мог забыть эту леденящую душу цифру, хотя и не знал, насколько она правдива. Но сам обычай воцерковления Раймунд считал идиотским и оскорбительным. Если верить священникам, новоиспеченная мать не может входить в церковь, пока не пройдет ритуал очищения, иначе она осквернит святое место своей женской кровью. Когда он усомнился, ему объяснили, что женщины пребывают во грехе из-за пролитой во время рождения крови, из-за мужского семени, давшего росток в их утробе, и из-за плотского удовольствия, полученного при зачатии.

Раймунд видел в этой логике множество слабых мест. Церковь учит, что