Он отодрал свой взгляд от нее.

— Тааак… — вновь повторил, поднялся, схватил телефон со стола. — Ты, — кивнул мне, — за мной.

И не оглядываясь, пошел на выход. А я так и осталась стоять, да я просто приросла к месту, не в силах пошевелиться. И пыталась переварить то, что все сказанное тогда Ливановой, в то утро, было ложью. Навряд ли бы это поменяло ход истории в корне, однако, факт остается фактом — она соврала.

— Бл*дь, Швед, — услышала я и повернулась на голос.

Богдан быстрым, размашистым шагом направлялся обратно в мою сторону. Схватил за руку и потащил на выход.

— Богдан, — пытаясь вырвать свою руку, зову я.

Но он продолжает двигаться к выходу и не поворачивает головы.

— Макаров, — уже громче, — у меня работа.

— Подождет твоя работа, — кинул, продолжая переть.

Послышался звук снимаемой сигнализации и меня бесцеремонно запихивают на пассажирское сиденье. А еще через секунду он внутри и звук блокировки дверей. Даже смешно. Будто я убегу, будто я смогу или захочу это сделать.

— Рассказывай, — потребовал он, повернувшись ко мне.

А я молчала и рассматривала его лицо. А ссадина на губе оказалась глубже, чем показалось изначально, — отметила про себя.

Он резко выдохнул, явно теряя терпение, но пытаясь угомонить себя.

— Женя, расскажи мне, — произнес уже спокойно, даже где-то просяще.

И это его «Женя» активировало меня. И я рассказала. И про то утро, и про визит Ливановой, и про лифчик, и про помолвку, и даже про сахарозаменитель. Про поезд, свой дом, про наливку и про клуб. А, когда перешла к той ситуации с Федоровым, Богдан попытался меня остановить. Но я не позволила себя перебить. Прикоснулась ладонью к его щеке и легонько провела большим пальцем по ссадине, что красовалась на скуле.

Богдан чуть дернулся, но не отстранился, внимательно вглядываясь в мои глаза.

— Мне тогда казалось, понимаешь, — чуть замолчала, подбирая слова. — Мне казалось, что так будет правильно.

— Целовать другого правильно? — на удивление спокойно спросил.

— Мне было больно. Очень больно. И я не верила тебе, — хаотично пыталась объяснить я свои чувства.

— А сейчас? Что поменялось сейчас?

— Мы можем, — облизала пересохшие губы, — мы можем попробовать заново?

Он молчал, внимательно изучая мое лицо. А я считала удары своего сердца, ожидая его вердикта. Наверное, кто-то усмехнется, что я сейчас жалкая и стала такая же как все эти его девочки. Кто-то осудит за слабоволие. Кто-то воскликнет: «Швед, где твое женское достоинство?!». А, быть может, кто-то пожелает мне гореть в аду за содеянное. Но знаете что? Мне плевать! Плевать и все! Ради него, этого парня с темными глазами я готова на многое. Теперь готова. А он протянул руку, прикоснулся к щеке, приблизил свое лицо к моему и проговорил прямо в губы:

— Нет, Жень. Не можем.

Я дернулась, как от удара, но он не позволил отстраниться.

— Не можем, потому что я не хочу пробовать. Мы или встречаемся, или нет. Не хочу попыток. Ты слышишь меня? Я больше не готов проходить через все это! Я просто не смогу! Это оказывается дерьмово, очень и очень дерьмово. Ты слышишь меня, Женя?!

Я кивнула. Единственный ответ, что сейчас выдавал мой разум и мое сердце был:

— По-моему, я люблю тебя, Макаров.

А дальше звон в ушах, его губы, мое рваное дыхание, его руки, мои ощущения. Мы прощали, мы просили прощения, мы стирали выматывающие болезненные сцены прошлого, чтобы дать самим себе шанс приобрести совместное яркое настоящее.

И да, в кафе я так и не вернулась в этот вечер.

— Швед, ты чего так нервничаешь? На тебе лица нет, — смеялся надо мной Богдан.

— Да ну тебя. Если ты такой толстокожий, это не значит, что все такие.

— Да расслабься. У меня мировые предки. Говорю тебе, — положил свою руку на мое колено и тихонько сжал.

— Я бы расслабилась, да одежда мешает, — самым на свете эротичным голосом проговорила. Мне захотелось срочно его выбить из колеи. Сбить самодовольство с его лица. Пусть тоже понервничает.

Видела, как кинул на меня взгляд, как челюсти сжал и усмехнулась про себя. Сработало.

Мы наконец-то сдали летнюю сессию. И сегодня приглашены к родителям Богдана загород. Они скромно это назвали «на шашлыки», но я-то понимала, что это смотрины. Его мама давно порывалась со мной познакомиться, но я безумно переживала и считала, что еще рано. Для меня знакомство с родителями — весьма серьезный шаг. То ли дело с моими. Тут все просто. Семья простая, да и мама с папой у меня мировые.

Вспомнила, как на Новый год Макаров отказывался меня отпускать одну домой, и мы поехали вместе.

— Доча, — чуть посмеиваясь, тогда сказала мама, — я так понимаю, что ты все-таки купила другой велосипед?

— Нееее, мамуль, нашла украденный, — и засмеялась в ответ на шутку, понятную только нам двоим, вызвав недоумение на лицах наших мужчин.

В общежитии я все еще числилась, но жить я там не жила. По началу Зойка жаловалась, как ей одиноко в комнате, а потом ощутила все прелести проживания на отдельной жилплощади.

Я удивлялась, как Богдан успевал делать столько дел одновременно. От его занятости шла кругом голова. Порой он приходил после вечерних тренировок, валился навзничь, да так и засыпал, не раздеваясь.

Но это не значит, что мы виделись только по великим праздникам. Отнюдь. Любая его свободная минута принадлежала мне и только мне. А уж как мы использовали эти минуты… Только от одних мыслей об этом становится сладко.

Мы «вышли из тени» и на какое-то время стали новостью номер один в университете. Некоторые делали ставки насколько нас хватит. Особо озлобленные девицы отпускали не очень лицеприятные шуточки в мою сторону. Но со временем наша пара стала вчерашней новостью, и нас оставили в покое.

Понятия не имею беседовал ли Макаров с Ливановой, но думаю да. Она обходила нас стороной. Друзья же Богдана меня приняли без вопросов и «без камня за пазухой». Хотя, безусловно, я переживала, что моя выходка с «печеньем» оставит неизгладимый след в душе ребят.

Вторая емкость, что «любовно» ожидала своего часа в другом кармане, когда я ваяла шедевр с венценосной задницей на стене в раздевалке, была ангажирована Зойкой. И бедный Леснов! Ох, как он рвал и метал. Вспомнила и тихонько хихикнула.

— Так-так-так, — раздался голос Богдана, — о чем таком думаешь?

— О царях, — засмеялась я в голос.

«И среди тысяч идеальных тел, фигур и внешности, мы сходим с ума лишь от тех, кого выбирает Душа…», — просторы интернета.

Конец