— И, думаю, получит — по результатам сорок шестого года. А вот ее более ранние достижения… товарищ Сталин согласен с тем, что и более ранние ее работы должны быть соответствующим образом отмечены. Но по ряду причин он не может лично поздравить лауреата, я вообще к затронутым областям науки отношения не имею, поэтому Иосиф Виссарионович просил меня передать вам его просьбу провести эту церемонию… наверное, здесь. Вы будете представлять советскую науку, к тому же вы ее научный руководитель и лучше других ее знаете, так что вам и карты в руки. А постановления решено не публиковать, решение о награждении принято на закрытом заседании Комитета и проводится по секретным проектам. На самом деле не все они секретные, но Иосиф Виссарионович решил — и я его в этом полностью поддерживаю — что было бы неправильно секретить лишь некоторые из премий.

— Награждения? А кого, кроме Серовой…

— Награждения Татьяны Васильевны Серовой. Которой присуждены шесть Сталинских премий первой степени. По результатам работ сорок третьего и сорок четвертого года.

— Это…

— Это очень необычно, но я уже упоминал о том, что девушка ненормальная. В том числе и в медицинском смысле. Но пусть вас это не пугает и не смущает: есть же люди, скажем, с ампутированными конечностями, что очевидно ненормально, но людей это не должно делать объектами какой-либо неприязни…

— Должен признаться, что у меня даже мысли как-то путаются.

— Вы не представляете, как они путались у меня! Но я просто решил принять сложившуюся ситуацию такой, как она есть. Да, скажу еще заранее, чтобы у вас было время эти спутавшиеся мысли в порядок привести заранее: по результатам сорок пятого года Серовой будет, скорее всего, еще шесть таких же премий присуждено, а возможно и больше. А по сорок шестому — вы, как я понимаю, свое представление уже сделали. И напоследок: предварительно мероприятие намечено на второе февраля…

Николай Алексеевич, получив их наркомата внешней торговли «интересное предложение» весь покрылся липким потом. Потому что еще вечером десятого января его супруга внезапно заболела: высокая температура, озноб, потом и потеря сознания… Ее немедленно увезли в больницу, но врачи лишь разводили руками и ничего внятного сказать не могли. Но уже утром одиннадцатого она проснулась совершенно, вроде бы, здоровой. Доктора в спецбольнице на всякий случай порекомендовали ей еще несколько дней провести в стационаре под наблюдением, но так и не смогли понять, что же с Марией Андреевной случилось.

А после обеда у него зазвонил телефон, и знакомый голос, заставивший Николая Алексеевича буквально оцепенеть, произнес в трубку:

— Хорошо, что советская медицина умеет лечить болезни, которые она даже определить не может. Но это всего лишь везение, причем, боюсь, редчайшее. Да, у Докучаева, если не ошибаюсь, было отмечено, что в России засухи и неурожаи случаются с удручающей регулярностью каждые двенадцать лет. Есть мнение, что это связано с циклической активностью Солнца… Вы не знаете, снега-то на юге у нас в полях достаточно выпало?

Далее в трубке настала тишина, а уже через неделю по срочному запросу из Госплана регионы прислали результаты проверки снежного покрова. Очень, мягко говоря, обескураживающие результаты: половина черноземов и степей остались вообще голыми. То есть нечему было на этих полях таять и насыщать почву водой…

Поэтому сейчас Николай Алексеевич, стараясь все же обойтись в пределах нормативной лексики, составлял ответ Внешторгу, объясняя, почему продажа шестисот тысяч тонн зерна во Францию абсолютно недопустима. Сильно стараясь, но в ответ все же попала фраза «находясь в критической ситуации по продовольствию, мы не можем советским зерном спасать французских свиней от недоедания». Что в целом истине соответствовало: французы зерно явно на корм скотине закупали, по крайней мере ценовые предложения их, хотя Внешторгу и показались привлекательными, были даже ниже текущих мировых цент именно на зерно фуражное.

А еще он точно знал, что в самое ближайшее время ему предстоял серьезный разговор со Сталиным: Госплан (естественно, с его прямого указания) «зарубил» поставку уже девятисот тысяч тонн пшеницы полякам. Правда тут у него было «железное обоснование»: маршал Рокоссовский, сам поляк, после обстоятельного разговора с Болеславом Берутом — председателем национального совета, исполнявшего роль польского правительства — выступил с ходатайством предоставить Польше в большом количестве трактора и автомобили, так что «на зерно денег не осталось». Ну а технику — ее вообще немцы делали…

Пантелеймон Кондратьевич сидел у себя в кабинете с очень довольной физиономией: поручив заняться сбором металлолома секретарю Минского горкома комсомола, он даже не ожидал, что результат проявится так скоро. Парень не только комсомольцев области поднял, но и «по старым связям» несколько других областей «взбодрил». Правда, он пока не стал пионеров привлекать к сбору потенциально взрывающихся железяк, а провел «инвертаризацию» железа, валяющегося по обочинам дорог и собранного запасливыми мужиками на МТС. Такого «легкодоступного металла» оказалось неожиданно много, так что главной текущей задачей, которую решали комсомольцы, была доставка его к ближайшей железной дороге. Ну, по санному пути это было сделать не очень-то и сложно, так что уже довольно много где возле станций и полустанков собрались уже огромные кучи ржавого железа.

Еще комсомол провел серьезную «агитационную работу» среди военных, и те тоже стали серьезно готовиться к летнему сезону сбора металла. В Минске по инициативе горкома комсомола даже было создано небольшое предприятие, наладившее выпуск миноискателей по присланным из Коврова чертежам. И в этом Пантелеймон Кондратьевич видел уже «тройную выгоду»: ну, лишнее железо не помешает, однако попутно и много угодий сельскохозяйственных очистится от всякого взрывающегося хлама. А заодно и специалисты в радиоделе свои появятся. По крайней мере вопрос об открытии радиофакультета в университете был практически решен и сейчас именно комсомол занимался поиском преподавателей для нового факультета.

Воспоминания о визите в Ковров заставляли его рассматривать новые, ранее никоим образом не предполагаемые, направления развития республики. Республики, где кроме торфа полезных ископаемых не было — но не было, оказывается, по мнению не самых осведомленных людей. Все же имелась глина, известняк а торф — он, оказывается, и в строительном деле более чем полезен. Если его использовать в газогенераторах, от которых цементные печи запитываться будут…

Единственное, о чем жалел сейчас Пантелеймон Кондратьевич, так это то, что до весны многочисленные стройки, уже внесенные в республиканский план, запустить невозможно. Но можно — и даже нужно — обучить специалистов, которые будут работать на выстроенных за следующее лето предприятиях. С железнодорожниками, конечно, пришлось повоевать — но первый ежедневный скорый по маршруту «Минск — Владимир» уде поставлен в расписание, а к марту они обещают и второй запустить…

Ну а то, что почти половина этих новых планов основала на устном обещании непонятной девочки… товарищ Пальцев, хотя и сам, по его же словам, ее опасается, рекомендации ее старается исполнить, а результат Пантелеймон Кондратьевич и сам видел. А то, что она рекомендовала упор сделать на создание и всемерную поддержку артелей — она врач, ей виднее, как инвалидов войны к делу приставить.

Первый секретарь ЦК ВКП(б) Белоруссии задумался: из Коврова точно никого переманить не получится. И даже не из-за жилья, которое в Коврове (да и вообще во Владимирской области) инвалидам предоставляется такое, какое и артистам, на весь Союз известным, не всегда достается. Эти люди искренне верят, что «Таня нас починит». Руки-ноги им новые отрастит… Ну как советские люди могут поверить в такой бред? А девочка-то непроста: говорит, что «не сразу, но через несколько лет»… — и в ее словах почему-то никто там не сомневается. И готовы ждать, хотя никто им не говорил, сколько. Но товарищ Серова «гарантировала, что каждый инвалид дождется полной реабилитации»…

Да, надо в Ковров и врачей на переобучение послать: то, что там делают с обожженными на войне солдатами, тоже похоже на чудо. А если Советская власть хотя бы такое чудо смогла осуществить, то оно просто обязано стать доступным всем воевавшим солдатам!

Товарищ Пономаренко оторвался от своих размышлений о светлом будущем и снова открыл переданную ему Таней толстую тетрадку…

Сама Таня продолжала усиленно учиться: Николай Николаевич ей пожаловался, что не может большей части ее идей воспринять просто потому, что без знаний нынешней научной терминологии никто просто понять не может, что она, собственно, пытается объяснить. А это было бы очень полезно сделать: для выполнения миссии Шэд нужно