У нее появился жених – эpудит.

Он выучил четыpе тома "В миpе мудpых мыслей", и эpудит пеpестал являться таковым.

У нее появился жених – писатель.

Он написал и напечатал два pомана, а писатель пpевpатился в кpитика, довольно злого.

В ответ на жениха с машиной он выигpал по лотеpее "Жигули", а на жениха пpыгуна в воду – пpыгнул с вышки, поставив еще два табуpета.

Она похудела и стала печальной.

Она захотела тигpенка.

Он поехал в Пpимоpье, стал звеpоловом и пpивез.

Ее жалели.

Она пpизналась, что могла бы полюбить такого человека, будь он только обязательно повыше pостом.

Он общался с одним пpоффесоpом-хиpуpгом от "Миpа мудpых мыслей" до спецпpиемов самообоpоны и обpатно, пока тот не удилинил ему ноги на десять сантиметpов.

Увидев, она заплакала. И он тоже.

Они поженились.

…Чеpез год, в мятом костюме, по обыкновению заполночь веpнувшись от пpиятелей, он стал каяться.

– Я негодяй, – теpзался он. – Я совеpшенно пеpестал уделять тебе внимание. Зачем только ты за меня вышла…

Цветущая жена миpно слушала pадио, читала жуpнал, гpызла яблоко, вязала шаpф, а ногой гладила кошку, заменившую сданного в зоопаpк тигpенка.

– Должна же я была подумать и о себе, чтоб остаться наконец в покое, – кpотко возpазила она.

Я – женщина.

Это утверждение может дать повод поупражняться в остроумии моим знакомым, достоверно знающим, что я не женщина. А, наоборот, мужчина. Но я выше этого. Я пишу рассказ о женщине. От имени женщины. Значит, сейчас я – женщина. Бесспорно. Таков закон искусства.

Итак, я женщина, и у меня есть все, чем положено обладать женщине. И я знаю, что чувствует женщина – могу себе это представить. Неплохо представляю. Уже чувствую себя почти женщиной… нет, еще не вполне.

И тогда я устраиваю генеральную стирку, и сушку, и глажку, и уборку, и мою полы, и готовлю обед, и все это одновременно и в темпе, и бросаю курить, и скачу под душ, и взбиваю поредевшие волосики в прическу и спрыскиваю ее креплаком, и смотрю на часы, хватаю хозяйственную сумку и бегу в булочную.

И взяв хлеб, ватрушку, чай, песок, халву, масло, бублики и батончики, обнаруживаю, что кошелек остался дома. И возвращаюсь, и перед дверью обнаруживаю, что ключ-то внутри…

И я отправляюсь на поиски слесаря, и его нет дома, будьте уверены. А на улице минус двадцать, и через капроны здорово дерет.

Я звоню другу и, объяснив ситуацию, прошу ночлега. Он, свой парень, зовет безоговорочно.

Друг встречает меня: свечи в полумраке, вино и музыка. И начинает лапать, и я чувствую, что влипла. На дворе мороз, не погуляешь, но друг ужасно настойчив, и в конце концов я вынуждена уйти.

Слушайте, рассказ – это все ерунда, уже первый час, я продрогла, и если утром слесарь не откроет дверь, чтоб я могла сесть за машинку и начать: "Я – мужчина", то как быть…

– На вас на всех мужей не напасешься.

– Так я сама им запаслась! У меня есть!

– А есть – что плачешь? Есть муж – плачут, нет – плачут. Плаксы.

– Так есть, только не со мной. Ушел, – ябедничает клиентка.

– Муж не комод, чтобы всю жизнь на месте стоять. Ноги есть – ясно дело, уйдет. – Хозяйка запахивает черный халат с драконами.

– Так он же мой, мой! – буянит незадачливая мужевладелица.

– Сегодня он твой, а завтра ты – не его. Рабовладение отменено. Твой – дак уж держи свой крест крпече.

– Как его удержать, если я его даже не вижу! Что я, фокусник?

– Хочешь иметь мужа – приходится быть фокусником. Муж не подпорка, он подхода требует. Есть муж – орел, без свободы зачахнет. Есть индюк, этого только корми да дай покурлыкать всласть. Есть цыпленок, этого за лапку привяжи, не то первой же кошке достанется. Есть попугай: в глазах пестрит, треску много, а толку шиш.

– Что за птицеферма… зоосад! Муж – это моя половина! Полменя!

– Самоходная твоя половина. Во сколько ж ты полсебя оценишь?

– Грош ему цена!

– Одна половина грош, а другая одета на три тыщи. Ты арихметику проходила? Верну тебе твой грош за триста рублей.

– А говорили пятьдесят!

– Пиисят как раз тебе развод встанет. А он инженер, в заграницы ездил, сама сказала. А она-то – кандидат наук. А ты кто против нее? половина своего бедного гроша, вот ты кто без него.

– Сто, – набавляет несчастная половина гроша.

– За сто достань себе путевку в санаторий нервы лечить.

– Двести.

– За двести купи себе сапоги и бегай в них за мужем, пока не сносишь.

– Скр-ряга! – гаркает с люстры попугая, плюясь семечками.

Террористический вопль парализует жертву: деньги отсчитываются. Хозяйка гасит «Мальборо» в пепельнице-черепе и намешивает адскую смесь в кубке спортобщества "Урожай". Посетительница нюхает и бледнеет. Шепчет нечто ужасное, пьет. Глаза ее выпучиваются, парик соскакивает, вставная челюсть падает в кубок. Внутри нее вдруг пиликает гармонь, и она чревовещает неожиданным басом:

– Оох… глюк! Отравила, ведьма… Ну только вернись, я т-тебе.

Ворожея расшлепывает засаленные карты, суля марьяжному королю инвалидность первой группы и десять лет строгого режима. Посетительница бессильно икает, взор ее застлан фиолетовыми кляксами, как у курицы на насесте. Уходит боком на неверных ногах.

– Стоять!! – вопит попугай, гоняясь по комнате за мухой.

Посетительница пошатывается, стукается о косяк и исчезает.

Ворожея снимает халат, оставшись в джинсах и пуловере. Из-под стола извлекает пишущую машинку и стучит:

"В профком Тьфутараканского

дыркоделательного объединения «СКВОЗИТ»

з а я в л е н и е

Хотя у меня уже все болит, но знайте, что на склоне лет оступился и впал в осадок Заблудший Т. Д., гражданин и инженер. Еще общественник, ео уже почти не человек.

Его разбитый облик был совращен с путей науки кандидатом этих наук, а точнее кандидаткой в исправительную колонию. Брак дал вместо плода трещину, и она прошла через обнаженное место всего святого.

Может ли поездка за границу рассматриваться как повод к сожительству при едва живой семье хотя бы и с академиком? А что ответят на это товарищи из Академии наук? Интересно узнать их отрицательное мнение. Задача науки в технике и продовольствии, а не разврате. Общество не позволит ковырять грязными пальцами свои ячейки семьи никаким профессорам лжекибернетики с их ядерными генами!