Вот оно что! Я не знал каких-то обстоятельств, ей известных. Или Дженни узнала нечто про меня, о чем я ей ранее не сообщал. Тогда объяснимо, почему ко мне такой пристальный интерес, почему держат дома и втихаря за мной наблюдают. Поведение женщины диктуется двумя стимулами: любовью и любопытством. Любовь, видимо, кончилась. (А как могло быть иначе? Постыдное бегство в лесу не прощают.) Но любопытство порой сильнее любви.

- Кто прослушивает? - спросил я по инерции и тут же был наказан.

- Любопытны не только женщины. Наверно, полиции тоже любопытно знать, что меня связывает со старым профессором-импотентом.

Ушла в спальню, хлопнув дверью.

Я стоял на балконе и курил. "Хорошо, - думал я. - Я забыл, что Дженни обладает даром угадывать мои мысли. Но почему уж так, наотмашь? Нельзя позволять вытирать о себя ноги..."

- Тоничка, - раздался за спиной негромкий голос.

"Не будь тряпкой", - сказал я себе. Потушил сигарету. Обернулся. И приготовленные слова застряли в моей глотке.

Под маской нахальной девчонки я различил на ее лице... страх. Она боялась - я понял! - она боялась, что сейчас я произнесу какую-то чушь, которая приведет к разрыву.

Значит, еще не все потеряно?

Умный человек на моем месте бросился бы на колени.

Глупый человек, каким я оказался, прочел холодным тоном, плохо скрывающим обиду, короткую лекцию о следственной практике. Полицейский явился в госпиталь с миниатюрным магнитофоном. Почему мы не заметили? Их учат тому, чтоб никто не замечал. Сверхчувствительный микрофон мог быть спрятан у него в часах, в авторучке. Специальная аппаратура. Затем кассету прокрутили в присутствии русского переводчика. Рутинная проверка. Если бы твой текст отличался от моего, это бы насторожило следствие. Но ты переводила буквально слово в слово. А ставить квартиру на прослушивание - дорогое развлечение. У полиции, тем более в Лос-Анджелесе, других дел хватает.

В ответ:

- Будешь изображать из себя Железного Гуго?

- Кто это?

- У меня тоже есть вопросы, но я их не задаю. Да, я боюсь. Боюсь за твое здоровье. Ведь каждый вечер я сидела около тебя в госпитале, пока ты валялся без сознания... Ты представить себе не можешь, что я пережила... Когда я так трогаю, тебе не больно? Тони, не изображай из себя героя. Ого, я думала, у тебя эта штука уже не функционирует... Тони, дойдем до спальни... А ты совсем меня не хотел, нисколечко? Тони, не хулигань... Тони, я же не смогу надеть завтра прозрачные колготки... А если Эля проснется? Ладно, ладно, давай здесь... Подчиняйся мне. Не делай резких движений...

* * *

Авторы старых добрых романов заканчивали фразой:

"Так они прожили тридцать лет и три года и умерли в один день".

М-да, граждане... Если быть честным... На самом деле моя гусарская атака на ковре хоть и выглядела красиво, да результаты имела жалкие. Не то чтобы полное фиаско, но так с молодой женщиной любовью не занимаются. И не глотают потом какую-то гадость (Дженни сбегала наверх, принесла), чтобы утихомирить сердцебиение.

Короче, были все основания гнать меня в шею. Вместо этого Дженни сказала:

- Без паники. Я приведу тебя в порядок.

Выставила коньяк. Накормила. Уложила с собой.

Описание следующей недели могло бы послужить яркой страницей в книге о сексуальном воспитании. Назовем сие школой новобранцев под руководством опытного сержанта. Подробностей не ждите, у нас с Дженни свои тайны.

Мною командовали. Я подчинялся. И признаться, уже не очень разбирался, кто для меня Дженни - медсестра или любовница.

На уик-энд злодейка мамаша сбагрила ребеночка Гале и Матвею Абрамовичу. Мы уехали в Окснард. Сняли номер в гостинице.

Прогулки по памятным местам. Ужин в ресторанчике с деревянным рулевым колесом, шкиперской фуражкой, боцманской бородкой, макетами парусников. Морские регалии явно прибавили мне силы (не претендую, будто открыл чудодейственное средство, однако, если у кого проблемы- попробуйте).

Утром опять прошлись по пляжу, а как солнце стало припекать - вернулись в гостиницу и задернули на окне шторы.

И вот тогда я почувствовал, что кое-что умею, что роли переменились: моя девочка в моих руках. И в награду получил волшебные слова, которые не повторю даже перед страшным судом.

И после мы заснули, причем если я привык прикладываться днем, то с Дженни такого не бывало.

...Чтоб не будить Дженни, я осторожно глянул за штору. Закатный красный шар отражался в окнах соседнего дома. Сзади, из глубины комнаты, я услышал:

- А теперь, чудище, рассказывай, кто ты есть.

* * *

Странная субстанция человеческая психология. Рассказать? С великим удовольствием! Ведь если не Дженни, то кому? Если не сейчас, то когда? Однако я еще смутно надеялся свести все или к шутке, или к очередной истории.

- Мой отец, Дженни, был значительно старше моей матери. Профессиональный военный. Выйдя в отставку, он купил домик с садом на углу улиц la Chouette и Jeu-d'Arc. Через год он умер. Мне как раз исполнилось десять лет. Я хорошо помню сад, густую траву, заросли кустов... Зажечь свет?

- Не зажигай. Не в эти ли кусты ты опять намереваешься сбежать?

Произнесено было со смешком, но я не обиделся. Женщина, которую я любил, женщина, которая меня любила, женщина, которая доказала, что может буквально вернуть меня к жизни, имела право на любую интонацию. Последняя неделя определила наши отношения. И если я рассчитывал не просто жить, а жить с Дженни и не терять ее, то мне оставалось только слепо ей подчиняться.

- Дженни, увы, у меня бывают провалы в памяти. Что произошло в лесу? Как я мог тебя бросить одну?

- Я не поверила, что ты меня бросил. Я думала, что ты заметил кого-то и побежал звать на помощь. И когда эти двое с бейсбольными битами, как по команде, припустили обратно, когда из-за поворота вылетел всадник в синем мундире, я безумно обрадовалась. Конечно, это Тони попросил его вмешаться!.. Понимаешь, они хотели употребить меня, хором, все впятером... Я не успела испугаться. Я думала, мол, как-то обойдется, ограничится разговорами, откуплюсь... Или умру сразу от омерзения... Я испугалась, когда всадник снес голову первому. Парень пытался парировать удар битой, он стоял еще несколько секунд, без головы, и кровь хлестала фонтанчиком. Второй петлял по поляне как заяц и орал благим матом. Мы наблюдали эту сцену, парализованные. Потом Дейв начал стрелять и сказал мне: "Мэм, стойте рядом, иначе он вас догонит и убьет". Представляешь, Дейв почувствовал себя моим защитником! Всадник на ходу зарубил второго и повернул к нам. Дейв, с серым лицом - клянусь, Тони, у этого черного парня было серое лицо! - застыл, будто каменный, держал пистолет двумя руками, целился и стрелял. Лошадь с глухим топотом приближалась, она вырастала в размерах, она неслась на нас, огромная, как электричка. Блеснуло что-то длинное, узкое, и голова Дейва покатилась по траве... столько крови я никогда не видела. Всадник сделал круг и неторопливо, бочком, поехал к нам. Я приказала ребятам лечь наземь и закричала: