С тех пор они стали дружить. Были, не разлей вода. Все делали вместе. И Натка никому не позволяла ее обижать. Анюта никогда ни перед кем не высовывалась, но ее все замечали. Потому что рисунки ее были лучше, чем у Натки, пела лучше и училась тоже лучше всех. Преподаватели это замечали и постоянно хвалили Аню, в эти моменты она ощущала себя счастливой и искренне, с широко открытыми глазами, улыбалась в ответ. А про Наташины достижения все забыли, а новые никто не замечал. Девочку это ужасно злило. Конечно, Анечка росла в обеспеченной семье. Ходила в музыкальную школу, на кружок рисования и на английский язык. А Наташа развивала себя сама, без мам и пап. И ноты сама изучала. Тренировала голос, за что частенько получала пинки и подзатыльники, за то, что нарушает тишину. И никто ей ни в чем не помогал. А той жизнь все преподнесла на блюдечке с золотой каемочкой. Ну и где здесь справедливость? Со временем, Натка начала понимать, что ненавидит свою подругу. Ее стали раздражать ее удавшиеся дела, ее большие глаза, ее голос, волосы и особенно улыбка, которая больше не вызывала у подруги умиления, а только жжение внутри и призрение. И в какой-то момент, она не выдержала. Ворочаясь на скрипучей койке, девочка никак не могла уснуть и вдруг услышала слабое сопение с соседней кровати. Как ей стал противен этот легкий еле слышный звук. Словно кадрами из кинофильма, перед Наткой вставали моменты, как ненавистную подругу все хвалят, все любят. Как ее ставят в пример и она пылает от счастья. И никто не обращает внимания, на стоящую в стороне Натку, которая тоже старалась, но ее старания остались незамеченными. Потому что ее просто не любили. Не по причине, а просто так. Может быть за полноту, может быть за эти отвратительные сальные, жиденькие рыжие волосы. Может быть, за эти некрасивые толстые губы, а может за отвратительные веснушки, которые усыпали все лицо. Но ведь Аня тоже не красавица, но ее полюбили сразу. Она просто притягивала к себе людей и Натке было непонятно, за что. Очень жаль, что она не поняла этого сразу. Очень жаль… Ведь если бы она задумалась, то поняла, что Аня просто напросто добрый и чистый человечек, не выставляющая себя напоказ. Это и нравилось людям. И именно этих качеств не было у Натальи, и именно этим она отталкивала от себя всех и вместо любви вызывала к себе только неприязнь. Опустив руку к полу и постукивая пальцами по полу, девушка нащупала свой носок, который бросила рядом с кроватью перед сном. Сжав его в кулак, она начала мять его, поглядывая на спящую и ничего неподозревающую подругу. Охваченная жгучей злостью и ненавистью, Натка вскочила и начала запихивать его в рот сопящей девочке…

Натка с трудом открыла опухшие глаза и стала вглядываться в темноту, пытаясь понять, почему ей вспомнилось именно это время. Прошло много лет, и она уже почти забыла об этом инциденте. Посмотрев в зашторенное окно, девушка уловила тонкий свет луны, который еле слышно, пробивался сквозь неплотные занавески. «Как же хочется туда, на свежий воздух, к теплому ветру. Хотя бы на пять минут… Хотя бы на пять минут не быть скованной и перестать чувствовать эту, уже невыносимую боль, к которой она уже начала привыкать. Хотя бы на пять минут…

Прошло несколько дней. Сколько именно понять было сложно. Эдик больше не появлялся. «Это все» – прошептала Натка и закрыла глаза. Она уже не могла шевелиться, тяжело дышала и смотрела затуманенным взглядом в сторону стены. Вдруг Натка услышала скрип замка. «Эдик» – подумала девушка. «Он просто решил меня попугать. Ну, слава Богу, наконец-то».

Но она ошибалась, это был не Эдик. На пороге появился совершенно незнакомый мужчина. Он был хорошо одет, гладко выбрит, темные густые волосы были зачесаны назад и уложены с помощью геля. А его дорогой парфюм сразу разнесся по всей комнате. Мужчина остановился и взглянул на Натку:

– Здравствуй Наташа, – улыбаясь, сказал он.

Натка тяжело моргнула в знак приветствия.

– Где Эдик? – с огромным трудом произнесла она.

– Зачем он тебе? Я за него.

– Пить хочу… пить… – зашептала она потрескавшимися губами.

Мужчина вышел и вернулся со стаканом воды. Подойдя к Натке, он присел рядом и, поморщившись, стал поить ее.

– Ну и запах, – начал махать ладонью он возле своего носа. – Под себя, что ли ходила?

– А куда же еще? – допив воду, сказала Натка. – Других условий мне не предоставили.

Мужчина брезгливо достал из внутреннего кармана пиджака маленький ключик и, взяв двумя пальцами Наткины руки, стал снимать наручники, демонстративно отворачиваясь, тем самым показывая, насколько ему неприятно к ней прикасаться. Когда железные оковы наконец-то были сняты, Натка тяжело вздохнула. Металл находившийся все это время на запястьях, въелся в кожу, оставив кровоточащие раны. Страшные волдыри окутывали некогда нежные руки. «Видимо металл натер и грязь попала», чуть не плача, подумала Наташа, глядя на изуродованную кожу.

– Поднимайся и пошли, – нервно сказал мужчина, прикрывая носовым платком нос, – Вонь стоит невозможная. Я сейчас весь ей пропитаюсь.

– Я не могу подняться, – жалобно простонала девушка, – у меня ребра сломаны.

– Значит, ползком ползи! – Мне еще нужно как-то тебя в машине терпеть. Сейчас своим «ароматом» весь салон мне испортишь и в химчистку везти придется. Слушай, может мне тебя в багажник положить?

– Не поможет, – горько произнесла Натка, слушая унизительные слова.

– Ну, тогда могу к машине привязать, сзади поволочешься, – недобро усмехнулся тот.

– Тут же наверняка душ есть. Раньше же здесь кто-то жил.

– Ага, может тебе еще воды натаскать?

– Посмотри, пожалуйста. Ты же видишь, что я никуда не сбегу.

– Как раз, насчет «не сбежишь», не знаю. Меня Эдик предупредил, что тебя нельзя оставлять ни на минуту, слишком хитрая баба. Так что ползай и ищи сама.

– А может я лягу, а ты меня просто водичкой польешь, – не придумала она ничего умнее.

– А водичку я, где возьму?

– Не знаю. Но где-нибудь, она же должна быть.

Мужчина подошел к распахнутой двери и начал жадно глотать свежий воздух. Затем, он достал наручники и, приподняв, показал их Натке.

– Ну, значит, еще немного так полежишь.

Взглянув на свои окровавленные запястья и чувствуя жгучую боль в руках, девушка со всей силы замотала головой:

– Не надо. Я очень прошу. Я, правда, не сбегу. Я шевелиться могу с трудом. У меня руки еще раз такой связки не выдержат. Пожалуйста, – заревела она в голос.

– Ладно. Хрен с тобой.