— Да, он намерился приобрести статую Деметры, которая стояла в открытом поле, за городом. Ее возраст датируется несколькими тысячелетиями, она была создана раньше Парфенона. Он нанял полторы сотни рабочих и огромное судно для ее перевозки. Но жители соседней деревни запротестовали, стали кричать, что если богиню увезут с их поля, оно перестанет давать урожай. Деметра как богиня плодородия покровительствовала им, по крайней мере, они все еще верят в такую чепуху, хоть и принадлежат православному вероисповеданию. Крестьяне считают, что эта статуя Деметры — ровесница мироздания и всякий, кто посягнет на нее, будет наказан.

— Все греки — лишь невежественные крестьяне и просто не заслуживают счастья обладать такими сокровищами, — отрубил лорд Элджин.

С испугом подумав, что кто-либо из нанятых ими на работу греков может достаточно владеть английским языком, чтоб понять, о чем идет речь, Мэри поспешила сменить тему.

— Что же случилось дальше с мистером Кларком? — спросила она у Ханта.

— А знаете, суеверия этих невежественных крестьян подтвердились. Стоило рабочим расчистить почву для извлечения статуи из земли, как буйвол вырвался из упряжи и стал носиться по полю, напугав собравшихся до состояния паники. Местный священник объявил это дурной приметой и пригрозил, что антиквару придется заплатить за оскорбление богини. Буйвола тем временем все не удавалось унять, он бесился и даже бросался рогами на статую.

— Просто немыслимо, чтоб разумный человек стал верить в языческие божества, — с отвращением произнес Элджин.

— Позже корабль, нанятый Кларком, попал в шторм, потерпел крушение и затонул. Понадобились целые недели — и настоящая прорва денег и труда, — чтоб поднять его. Тут уж, полагаю, даже мистер Кларк убедился в том, что Деметра не хочет оставлять свой народ.

— Павсаний утверждал, что когда люди пренебрегают Деметрой, землю постигают несчастья.

Мэри дословно повторила прочитанную в книге фразу.

— Почему, интересно знать, даже самые умные из женщин так легко впадают в подобные бессмысленные суеверия? — вслух заметил Элджин.

— Но не я придумала это, Элджин, я лишь повторила то, что вычитала у историка, — стала защищаться Мэри, хотя знала, муж придал правильный смысл ее высказыванию.

Что-то глубоко внутри ее сопротивлялось происходящему, она сомневалась в том, что эта оптовая распродажа греческого наследия справедлива. Возможно, она прочла слишком много мифологических рассказов. Например, Мэри читала, что Посейдон, бог морей, был влюблен в Деметру, иногда принимавшую облик кобылы, и обращался в жеребца, чтобы соблазнить ее.

— Разве трудно поверить жителям этой деревни, когда они утверждают, что Посейдон объединился с Деметрой, чтоб отомстить за увоз статуи? — продолжала она. — Эти два античных божества были влюблены друг в друга.

— Не следует позволять косному мышлению необразованных крестьян брать верх над нашими взглядами, — укорил ее Элджин. — Полагаю, что нам, как образованным и просвещенным людям, подобает другой стиль поведения.

Мэри понимала, как глубоко прав Элджин. Было бы просто стыдно, возможно, даже преступно позволить этим ценностям остаться там, где они либо будут уничтожены по неосторожности, либо пойдут на строительные материалы. А возможно, дисдар разрешит украсть их, польстившись на несколько монет. А что случится с этими сокровищами, если в Греции начнется новая война? Новая осада? Загремят взрывы? Многое свидетельствует о том, что вся Греция готова восстать против оттоманского ига.

— Я непременно напишу лорду Кейту и попрошу его предоставить в мое распоряжение военный корабль. И если моя просьба будет удовлетворена, я готов вывезти Эрехтейон — весь, до последней статуи, карниза и колонны, — в Англию.

Мэри оставила беседующих мужчин и отправилась бесцельно бродить, чтобы разобраться в собственных мыслях. Она не сомневалась, что лорд Кейт оставит просьбу Элджина без внимания и ничего не сделает для вывоза архитектурных ценностей. Ей уже было вполне ясно, что в этом предприятии никто принимать участие не намерен. По всему видно, ни один капитан не станет рисковать ни своим кораблем, ни экипажем ради тех тонн мрамора, которые Элджин насобирал и хранит в Пирее. После погрузки мраморов на собственное, приобретенное в Турции судно «Ментор» коллекция их сокровищ продолжат возрастать. Она увеличилась уже на шесть плит, выломанных из фриза, и одну, найденную при раскопках. Были обнаружены обломки еще одного фриза, принадлежавшего храму Ники, также стоящему на Акрополе. Эти обломки были вмурованы в стены, окружающие крепость. Массивные архитектурные детали, которые Элджин полагал крайне важными при изучении искусства: пилястры, антаблементы, карнизы, капители колонн и другие фрагменты храмов и святилищ Акрополя, — были отобраны и ждали своей очереди на складе в порту. Все осколки метоп тщательно собрали и уложили рядом со статуей кариатиды и отливками, сделанными художниками с архитектурных произведений, которые нельзя было удалить из здания. Монеты, надписи, бюсты, головы и неимоверное количество ваз — все из найденного, что представляло хоть какую-то ценность, — хранилось на складе Элджина.

В день, когда главное украшение Парфенона — головы лошадей из колесницы Селены, богини Луны, были опущены на землю, Мэри решила, что амбиции ее мужа удовлетворены и семья может вернуться в Константинополь.

Но скоро ей пришлось понять, как далек он от этой мысли.

— Нам следует объехать всю Грецию, — объявил он, и Мэри спросила себя, а знает ли этот человек вообще, что она ожидает третьего ребенка. — Мэри, мы с тобой должны прочесать всю страну. Причем нужно сделать это именно сейчас, пока я еще обладаю официальным статусом посла. Такой возможности нам больше не представится. Французов освободили из турецких застенков, и они скоро наводнят всю страну. Они будут подкарауливать меня на каждом шагу, понимаешь? Мы должны знать, что можно вывезти из других районов Греции. Преподобный Хант уверяет, что Афинам принадлежит лишь малая толика сокровищ этой страны!

Темперамент Элджина, который обычно находил выход в его сексуальности, теперь был обращен на греческие ценности. Но и его любовный пыл не угас полностью. Мэри, будучи беременна, не отказывала ему в близости. Ее муж, к сожалению, больше не был красив, но она по-прежнему находила удовольствие в их половых сношениях, особенно когда красавчик Себастиани покинул Константинополь и она утратила почву для сравнений. Риска беременности тоже больше не было — дело уже сделано! — и ее наслаждение стало даже более полным. Так как Мэри не имела привычки закрывать глаза в интимные моменты, то требовалась темнота, чтобы она могла насладиться экстазом.

Она присела на остаток подножия статуи и стала припоминать слова мужа. Светило стояло высоко в полуденном небе, а доктор Скотт предупредил ее, что хоть по календарю еще весна, но безжалостное греческое солнце может быть опасным для женщины в «таком положении». Она не поверила ему. В «таком положении» ей пришлось совершить двухнедельное плавание на вонючем, насквозь промокшем судне, а затем едва ли не сутки скакать верхом на осле, и с ней ничего не случилось. Но сегодня усиливающаяся жара и ослепительный блеск солнечных лучей внезапно заставили ее почувствовать усталость. Мэри встала и принялась искать клочок тени, но везде натыкалась на какого-нибудь сидящего на корточках турка.