Едва прозвучало имя его жены, у Льва дыхание перехватило, и он испытал настолько жгучее, неистовое желание убить Марию собственными руками, что едва не застонал от невозможности сделать это немедленно. Да, он очень обоснованно подозревал, что без нее в этой истории не обошлось, но чтобы она была замешана настолько! Это была очень неприятная новость. Орлов, который до этого в разговор не вмешивался, а избрал для себя позицию стороннего наблюдателя, мигом понял его состояние и, чтобы отвлечь внимание на себя, спросил:

– Как же она могла тебе позвонить? Болотина на пресс-конференции сказала, что сотовый отобрали не только у нее, но и у тебя с Павлом и у девочек.

– Так на домашний, – объяснила Оксана. – В доме несколько аппаратов стояло, а сейчас остался только один – в комнате охраны. Туда меня и позвали. Ну, я сумку, конечно, собрала, все приготовила. Потом опять к девочкам пошла, а там и Павел к нам присоединился, стали вчетвером играть. Где-то около семи шум внизу раздался. Паша пошел посмотреть, а через несколько минут прибежал, ничего не объяснил, просто дверь в детскую изнутри запер и велел нам вести себя тихо как мыши. А девочки ничего понять не могут, с расспросами ко мне пристают.

– То есть они не испугались? – уточнил Лев. – Но ведь Ольга Леонидовна сказала, что дети начиная с сентября жили в постоянном страхе.

– Мы с Пашей сначала по телевизору отрывок этой пресс-конференции видели, а потом и всю ее в Интернете посмотрели. И я вам так скажу: она много чего наговорила, только правды там немного, – сердито ответила девушка.

– Ну, мы, в общем-то, уже и сами это поняли, – вздохнул Гуров. – Павел, так что же там было?

– Ну, вы, Лев Иванович, в этом доме были и знаете, что с площадки лестницы на втором этаже видно все, что в холле происходит. Посмотрел я оттуда, а дежурная смена охраны, все три парня, на полу лежит, руки за голову, ноги врозь, а вокруг бандиты стоят. Восемь человек я насчитал. Все в черном спецназовском камуфляже и балаклавах. А девчонки из обслуги, которые, наверное, на шум прибежали, в углу стояли и перепуганы были насмерть. Видимо, главный из бандитов у парней спокойно так спросил: «Кто приказал Болотиных гнобить?» Ребята молчали, и тут эти бандюки стали их ногами по ребрам бить, а на ногах-то у них армейские берцы, ими ребра сломать как нечего делать. Кто-то не выдержал и сказал, что Садовников. А главный на это – что с ним, мол, попозже отдельный разговор будет, и велел у ребят наших сотовые и рации отобрать и телефоны у девчонок, и всех в подвале запереть, в кладовке. Бандюки ребят подняли и увели. Ну, я обратно побежал.

В это время дверь резко открылась, и в кабинет вошел Крячко. Увидев, что Орлов не один, он на цыпочках дошел до стула и бесшумно присел. А Павел, кивнув Станиславу Васильевичу, продолжил:

– Через некоторое время кто-то стал дверь детской со стороны коридора дергать, а потом, судя по голосу, главный приказал обыскать дом и найти детей и добавил, что с ними могут быть какие-то Павел и Оксана, так вот их трогать не надо, если сами нарываться не будут. Стал я думать, как нам из дома сбежать, да ничего не придумал. А тут бандиты вернулись и доложили, что детей нигде в доме нет и нас с Оксаной тоже, только какая-то старуха на кухне возится.

– Это Полина Андреевна Афанасьева, экономка, очень отважная женщина, никого не боится, – объяснила Оксана. – Они с Садовниковым симпатизируют друг другу, часто вместе чай пьют, разговаривают.

– Ксана, не об этом сейчас речь, – оборвал ее Павел. – В общем, поняли они, что мы в детской, и в дверь постучали, а главный их сказал, чтобы мы лучше сами дверь открыли, потому что если они ее выбьют, то церемониться не будут. Что нам оставалось? Открыл я дверь. Вошли трое. Главный – я его голос уже знал – велел нам выйти, потому что ему с девочками поговорить надо.

– Вышли мы с Пашей и теми двумя, а этот человек с девочками остался, – продолжила Оксана. – Ну, я у тех двух и спросила, можно ли мне к себе пойти, раз я здесь не нужна? Они кивнули, и я быстренько в свою комнату заскочила. Тут же к двери, конечно, чтобы послушать, что в детской творится. И очень удивилась, потому что там женский голос говорил, что, мол, этому человеку нужно верить, как ей, слушаться его и что он их, девочек то есть, к ней привезет.

– Это был голос Ольги Леонидовны? – спросил Гуров.

Спросил, а сам в ожидании ответа молился: «Господи! Ну, сделай же ты так, чтобы это был голос Болотиной!» Но Бог его не услышал, потому что Оксана тихо сказала:

– Нет! Это был голос Марии Строевой.

Нельзя сказать, чтобы Гуров не был внутренне готов к такому ответу, но дух все равно перехватило.

– Лев Иванович! Мы потому и не пришли еще вчера, что весь день ругались, – объяснила девушка. – И сегодня тоже. Я говорила, что без толку идти к вам, а Паша настаивал, что вы во всем разберетесь. Ну, мы и пришли.

– И правильно сделали, – изо всех сил стараясь выглядеть спокойным, произнес Гуров. – О чем еще там шла речь?

– Ну, девочки спросили, кто он, а он сказал, что Робин Гуд, который пришел спасти из плена двух маленьких принцесс. Маришка сказала, что Робин Гуд маску не носил, это Зорро ее носил. Мужчина ответил, что, значит, он Зорро. Иринка спросила, почему сама Тема за ними не пришла? Они Темой Марию Строеву зовут. А он ответил, что есть очень нехорошие люди, которые желают и ей, и им много плохого. Их мама и папа сейчас очень заняты, вот они и попросили Тему пожить некоторое время с ними. А когда мама с папой все свои дела закончат, они вернутся к ним. А потом велел своим бандитам позвать меня, чтобы я одела девочек и принесла сумку с вещами Ольги Леонидовны. Тут я, конечно, от ковра отскочила, схватила воду и стала цветы поливать. Ну а потом сделала все, как он велел.

– Они нас в детской заперли, сказали, что туалет там есть, так что до утра мы как-нибудь перебьемся, – продолжил Павел. – А если есть захотим, так воды из-под крана попьем, этого достаточно. И предупредили, что если мы о них кому-нибудь проболтаемся, то лучше нам самим повеситься. Как только они ушли, мы зеркало от двери отодвинули и в комнату Оксаны выбрались. Она начала вещи собирать – ясно же, что в доме оставаться нельзя, а я потихоньку пошел посмотреть, что внизу делается. Времени было где-то полвосьмого, бандитов уже поменьше стало, но главный был среди них. Они сидели на диванах и о чем-то тихо разговаривали. Я тогда подумал, что они Строеву ждут – она же обещала в восемь за вещами Ольги Леонидовны приехать, только как бы она во двор попала, если ворота открыть некому. И тут вдруг я голос Ильича слышу: «Что за безобразие? Где все?» У него свой электронный ключ от ворот, вот он и въехал. Главный со своего места поднялся и говорит, что, мол, наконец-то они дождались виновника торжества. То есть они, оказывается, Садовникова ждали.

– Вы извините, я выйду, – неожиданно поднялась Оксана. – Хватит с меня того, что я один раз это пережила. Второй раз об этом даже слышать не хочу. И так до сих пор трясет. – И она вышла.

– Ну, вы ее тоже поймите, – извиняющимся тоном проговорил Павел. – Зрелище было действительно тягостное. Ильич увидел посторонних, но совсем не испугался, а только спросил: «Это еще что за явление?» А главный его в ответ спросил: «Ты – Садовников?» А Ильич ему: «Для начала, вы – Садовников». Тут один из бандитов воскликнул: «Ты, сука, еще и выделываешься!» – и ударил Ильича в живот, даже со стороны было видно, что очень сильно. Ильич как-то так глухо вскрикнул и упал. Бандиты его подняли, посадили на диван, и главный приказал одному из них: «Док, приступай!» И тут вдруг слышу голос Полины Андреевны: «Уроды! Вы же его убили!» А потом и она сама появилась, бежит к Садовникову и кричит: «Его же на войне в живот ранили! У него там внутри места живого нет!» Один из бандитов ее сзади схватил, чтобы остановить, а она его укусила, причем, видимо, сильно, потому что он ее выпустил, а потом сильно оттолкнул. И сказал при этом: «Еще кусается, сука старая!»