— Кто бы возражал? — вздохнул я. — И как мы отсюда выберемся?

— Очень просто.

Кельнмиир вышел из спальни и прошествовал к балкону.

— Отсюда мы переберёмся во двор, дальше по лесу и через забор.

Мои ноги стали ватными, едва я посмотрел вниз с балкона, а когда вспомнил движущиеся по воздуху деревья, стало ещё противнее.

— Так просто? — Я постарался придать голосу хоть немного твёрдости.

— А чего сложного-то?

— У тебя верёвка есть? — на всякий случай спросил я.

— Зачем? — не понял Кельнмиир.

— Не важно.

Я уже устал от игры в вопросы без ответов. Кельнмиир ухватился за перила балкона и свесил ноги вниз.

— Ты идёшь?

— Спешу и падаю, — проворчал я. — Как я, по-твоему, должен спускаться?

— На моих худеньких плечах, разумеется. — Он пожал плечами. — Или есть другие идеи?

Я уже открыл было рот, чтобы спросить, нормален ли он, но вовремя вспомнил, что он не человек, а вампир. Это всё меняет. Если он говорит, что понесёт меня на своих худеньких плечах, значит, он понесёт меня на своих худеньких плечах.

— Других идей нет, — признался я и опасливо подошёл к сидящему на перилах Кельнмииру.

Он кивнул, мол, залезай давай. Я с трудом, но всё же залез ему на плечи. Насколько я понял, на плечи он меня посадил специально, чтобы не занимать руки. Что интересно, пока я залезал ему на плечи, он даже ни разу не покачнулся. И, хватаясь за шею, я не ощущал под пальцами мягкости человеческой кожи. Больше это было похоже на то, как будто я забираюсь на каменную статую.

— Ну, пошли, что ли, — крякнул Кельнмиир и начал спускаться с балкона.

Все мои силы шли на то, чтобы не свалиться с его плеч при особо резких движениях, и я даже не сразу заметил, что опускается-то он по совершенно плоской и отвесной стене. Сверху мне было видно плохо, но я постарался и углядел-таки, что он каким-то образом просто прилепляется к стене руками и ногами.

— Ты просто человек-паук, — вырвалось у меня.

— Кто? — переспросил Кельнмиир. — Ты так обзываешься, или наоборот?

— Наоборот, — поспешно ответил я, вспоминая о «детской психике» вампиров. А то обидится и скинет ненароком. А лететь-то далеко-о…

Вниз я старался не смотреть, но конечно же у меня ничего не получалось. Взгляд сам собой опускался в темнеющую внизу бездну. Я бы предположил, что спускаться нам ещё нужно было метров двести.

— И что же тебе отражение твоё сказало? — осведомился Кельнмиир совершенно обычным голосом, как будто это не он сейчас спускается по трёхсотметровой стене со мной на плечах.

— Ничего особенного.

Судя по его реакции на имя Вельхеора, лучше бы вообще сменить тему.

— А как мы пройдём между этими летающими деревьями? — задал я давно уже интересующий меня вопрос.

— Увидишь, — туманно ответил Кельнмиир. — У меня есть к ним свой подход. Так что же тебе говорило отражение?

— Да ничего оно толком не говорило. Только корчило рожи, дразнилось и говорило загадками.

— На Вельхеора это не похоже, — пробормотал Кельнмиир. — Он всегда был немногословен, говорил только по делу. А уж лицо и вовсе всегда было застывшей маской презрения.

Вот этого я не знал. Неужели Вельхеор так переменился, или…

— Парень, ты меня, конечно, извини, но я уже давно разучился щадить чьи-то чувства. У тебя просто психологическое расстройство. Оно и понятно, столько всего за последнее время с тобой произошло. У людей психика не железная, так что крепись. Если всё пойдёт нормально, то скоро ты окажешься дома.

Или я всё-таки слегка тронулся.

— Не знаю, Кельнмиир, мне всегда казалось, что я могу отличить реальность от глюков. Вообще-то у меня и глюков то никогда не было.

— Чего не было?

Он даже остановился, чтобы переспросить.

— Глюков, — не совсем уверенно повторил я. — Что тут непонятного?

— А что это такое? — Кельнмиир возобновил движение вниз с удвоенной скоростью, да так резко, что я едва не слетел с его плеч вниз.

— Показа-а… лось мне, короче. — Я судорожно схватился за шею Кельнмиира.

Тот, как будто не заметив стиснувших его шею рук, продолжил занимательную беседу:

— Да и зачем Вельхеору возвращаться? Ну посуди сам, в вашем мире нет ничего, что могло бы существенно попортить ему жизнь. Физический вред он если и получит, то очень быстро восстановит, а магического фона у вас нет, ты сам говорил.

— Я такого не говорил, — возразил я.

— Как не говорил?! — Кельнмиир, похоже, забыл, что мы убегали из Императорского дворца, потому что крикнул он довольно громко. Да и до этого мы не утруждали себя говорить шёпотом.

— Я только сказал, что магии как таковой у нас нет.

— Но как-то же вы это определили? Значит, мерили фон, и поскольку он оказался равен нулю, вы, наверное, и решили, что магии нет.

— Ничего мы не мерили. И что это за мы такие? Я вам своё мнение говорил.

Кельнмиир слегка дёрнулся, и мне показалось, что мы сейчас рухнем вниз.

— То есть ты хочешь сказать, что магия у вас есть, просто ты её не видел?

— Почему не видел? Видел. Я же рассказывал, как тот мужик на дискотеке исчезал, время замораживал…

Внизу начала проглядывать земля, если быть точнее, золотые плиты площади.

— А ваша техника на такое не способна, — то ли вопросительно, то ли утвердительно вздохнул Кельнмиир.

— Нет, конечно, с чего ты это взял?

— Ты сказал, что магии у вас нет. Не считая каким-то образом приблудивших колец, которыми вы так и не научились толком пользоваться. А раз не научились, значит, не умеете распознавать потоки и направлять «маги».

— Перстни перстнями, но на том мужике, как я его назвал, Колдуне, никакого кольца не было. А уж умел он не меньше, чем Ромиус, как мне кажется.

— Ромиус время останавливать не умеет. Этого вообще никто не умеет, — сказал Кельнмиир, спрыгивая со стены на площадь.

Я с трудом спустился с его плеч. Ноги у меня жутко затекли. Попробуйте просидеть на плечах человека, ползущего по отвесной стене, в течение двадцати минут.

Ноги захрустели, и я начал их тщательно разминать, подозревая, что сегодня мне ещё придётся побегать.

Кельнмиир как ни в чём не бывало потянулся и осмотрелся по сторонам.

— Значит, есть два варианта. Либо магии у вас, как ты говоришь, действительно практически нет и перстни являются единственными возмутителями магического поля. Либо магическое поле в вашем мире достаточно сильно. Настолько сильно, что просто не замечает всплесков перстней. Есть ещё что-нибудь, о чём ты совершенно случайно забыл рассказать?