– Это тоже твое!

Вика удивленно на нее взглянула, вытряхнула купальник из пакета…

Такого страшного лица Лариса еще не видела.

Искаженный рот, дрожащая щека, напряженный, сумасшедший взгляд… Женщина мгновение смотрела на купальник, а потом перевела глаза на Ларису. Та вскочила:

– Узнаешь?

– Откуда… – пробормотала та. – Откуда ты взяла? Я же выбросила его в ведро… Сама выбросила…

Лариса развела руками:

– Ты же знаешь нашу маму. Она всегда проверяет ведро, прежде чем вынести его на помойку. Наверное, ей было жаль выбрасывать новенький купальник, и она запихала его на антресоли.

Лариса всегда считала, что старшая сестра куда умнее ее. Но сейчас, глядя на совершенно идиотское выражение, появившееся на лице Вики, Лариса стала сомневаться в ее уме. В другое время она бы обязательно подшутила над Викой, поддела ее – довольно едко, но, в сущности, беззлобно. Сейчас ей совсем не хотелось ни шутить, ни издеваться. Она видела, что сестра узнала купальник, вспомнила что-то, связанное с этой вещью. И судя по всему, воспоминания эти были страшными.

– Мама знает? – каким-то механическим голосом произнесла Вика.

«О чем? – пронеслось в голове у Ларисы. – О купальнике? Нет, при чем тут тряпка. Человек не может так испугаться простой тряпки… Она спрашивает о другом… О чем?!»

– Да, я все рассказала маме, – произнесла она, отчеканивая каждую букву.

Вика все еще сидела на корточках перед сумкой.

Когда она услышала ответ сестры, она слегка покачнулась вперед, поднесла к лицу ладони, потерла глаза… Да так и застыла – закрыв лицо, не двигаясь, будто окаменев. Лариса стояла в двух шагах от нее. Ей стоило только нагнуться, коснуться Викиного плеча, чтобы разбить это оцепенение. Но она понимала, что этого простого движения сделать не может. Так же, как не может уже поцеловать мужа. Жить спокойно. Думать, что счастлива.

– Что она сказала? – еле слышно спросила Вика, Она так и не отняла рук от лица. Лариса отошла к зеркалу и присела на пуфик. Теперь она видела сестру со спины. Так ей было легче. Она боялась заглянуть ей в лицо.

– А как ты думаешь, что она могла сказать? – как можно естественней произнесла Лариса. И быстро помолилась про себя: «Господи, сделай же так, чтобы я попала в точку!» – Я с трудом удержала ее от звонка в милицию, – сказала она, едва переводя дыхание.

Вика вздрогнула и выгнулась назад, будто кто-то вытянул се по спине кнутом. Лариса, глядя на нее, по инерции вздрогнула тоже и задела локтем флаконы с духами, стоявшие на трюмо. Стекло зазвенело, и это привело се в себя. «Неужели я и правда думаю, что Вика…» Она не успела додумать эту мысль. Вика обернулась. Лицо у нее было совсем старое, и в этот момент она, симпатичная женщина, показалась безобразной.

– Но как ты узнала? – спросила она, с ненавистью глядя на Ларису. – Денис клянется, что ничего тебе не сказал! Кто? Кто тебе сказал? Почему ты…

Откуда ты это знаешь?!

– Мне никто ничего не говорил. – Лариса сжалась под этим взглядом. – Но я вижу, что больше некому было это сделать. Ты убила Яну.

Вика молчала. Она попыталась было встать, но ноги затекли, и она, слабо охнув, села на ковер, морщась от боли, растирая щиколотки и колени.

Она все еще не сводила глаз с сестры, будто взяла се на прицел и боялась упустить. Лариса, стараясь не глядеть ей в лицо, заговорила:

– Я часто вспоминала о том колодце, который был, да сплыл. Вспомнила, как вы с Денисом вообще отрицали его существование. Л вот Иван подтверждал, и родители помнили колодец. Иван даже нарисовал его… Я вспомнила также о том, как ты пугала меня, помнишь тот Новый год, который мы проворонили на кухне? Ты рассказала мне про белую лаковую босоножку маленького размера, которую вытащила из-под себя на даче. Иван еще раньше рассказал мне о колечке, которое видел у Дениса. О простом обручальном колечке…

Вика слегка дернулась. Но возможно, в этом была виновата затекшая нога.

– Я знала, что до меня Денис жил с другой женщиной, – продолжала Лариса. – Куда она пропала?

Какая она была? Этого он мне не говорил. Зато ее мать преследовала меня. Она сумасшедшая? Да, ее можно так назвать. Но и я в таком случае тоже сумасшедшая. Потому что я поверила ей. В конце концов мне, и вправду показалось, что мой муж – убийца. Ту девушку звали Яна. Ей было всего двадцать лет, когда ее убили. Это было в июле семьдесят шестого года. Конечно, до того, как я в первый раз попала на дачу. Если бы с нами не было Ивана, я бы никогда ничего не заподозрила. Я бы просто не узнала, что где-то на участке был колодец. Но он мне об этом сказал. Колодец был засыпан в те дни, когда пропала Яна. Это нетрудно посчитать даже такой дуре, как я. Ведь ты всегда считала меня дурой, правда?

Вика снова взглянула на нее. На этот раз в ее глазах читалось недоверие. Лариса видела, что ее рассказ поражает сестру, но не очень сильно. И ей становилось все страшнее. Если бы Вика возражала, кричала, скандалила – ей было бы куда легче.

– На момент своего исчезновения Яна была на шестом месяце беременности. Денис это знал. Я узнала о ней не слишком много, но некоторые детали меня удивили. Девушка искала свой купальник и не могла его найти. Это были ее последние слова, когда она звонила родителям, – она просила найти ее купальник. Также они рассказали мне про белые лаковые босоножки тридцать пятого размера и про колечко, которое она купила, чтобы казаться замужней женщиной. Но все эти улики можно было оспорить. Кольцо? Денис просто посмеялся надо мной. Он сказал, что невозможно доказать, чье оно. Босоножка? А кто ее видел, кроме тебя?

Куда вы ее дели? Оставался купальник. Что-то не вязалось в том, что этот купальник потребовался Яне как раз в то время, когда она стала носить просторные блузки и широкие пиджаки – ведь она тщательно скрывала беременность. – Лариса перевела дух и закончила:

– Тебя выдала мать. Мать и наши несчастные, заросшие пылью антресоли. Знаешь, оказывается, это хорошая привычка – ничего не выбрасывать. Когда-нибудь пригодится – золотые слова. Она припомнила, какой подарочек сделал тебе Денис. И удивительно – как раз перед тем, как Яна хватилась своего новенького купальника. Родители Яны детально описали мне купальник своей дочери. Вот тогда я впервые подумала о тебе, Вика. Мне стало очень страшно.

Сестра внимательно смотрела на нее. Ларисе показалось, что та чуть-чуть улыбается, и это ее взбесило.

– Ты все еще считаешь меня дурой? То, что я сейчас говорю, – не детский лепет! Всей правды не знал никто, ее просто не хотели знать! Я собрала ее по крупицам, и теперь я все знаю, я все выяснила сама, мне никто тебя не выдавал! – Она указала на пейзаж, все еще висевший над кроватью, на почетном месте:

– Вот. Убедись, что даже эта картина ничего мне не дала! Я не могла вычислить по ней, где именно был колодец. Ты, наверное, радовалась, когда увидела эту картину?