Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Благодаря раскопкам проблема римских оборонительных укреплений в зоне первых поселений франков находится на пути к обновлению[377]. Родившаяся около 1880 г. под пером Г. Курта из соображений топонимического характера гипотеза о том, что фортификации Поздней Империи пересекали Бельгию недалеко от современной лингвистической границы (limes belgicus), с 1930 г. подкрепляется археологическими выводами. Некоторые из рассуждений по этому вопросу построены на сравнении: как случилось, что императоры, в других местах так заботившиеся о ликвидации прорывов в limes, оставили зиять брешь на нижнем Рейне? Другие носят чисто локальный характер: имеются указания на несколько, в настоящее время всего 5, фортов в стратегически важных пунктах. Приверженцы limes belgicus, на какое-то время подавленные саркастическими замечаниями, вновь поднимают голову. Кое-где обнаруживаются другие укрепленные линии, в первую очередь ответвление саксонского берега на побережье[378]. В результате обстоятельства франкской оккупации заметно прояснились. Однако археологи поступают мудро, не спеша предполагать наличие связи между их находками и феноменами языковой географии.
Относительно этой древнейшей истории франков наша наука так бедна, что слишком часто пополняется идеями, передаваемыми из поколения в поколение, и без уместной осторожности. Порой какая-то из них с треском лопается. Это именно то, что ожидает устаревший стереотип, противопоставляющий «франков-салиев» и «франков-рипуариев», еще незабытый Ш. Верлинденом в 1955 г. На самом деле критика Ф. Стейнбаха, Э. Эвига и Ж. Станжера окончательно его разрушила[379].
Решительная атака была подготовлена работами Ф. Бейерля по праву рипуариев[380]: он установил, что Lex Ribuaria (Рипуарская правда), отнюдь не будучи симметричной гомологией Lex Salica (Салическая правда), представляет собой лишь вторичную вариацию, применявшуюся к австра-зийцам и гораздо более позднюю (она не старше 633 г., а под своим названием известна только начиная с 803 г.). Что же касается самого слова «рипуарии», то у Иордана (который говорит о ripariolU союзническом корпусе, охранявшем берег некой реки, безусловно, Роны) оно не встречается, как считалось ранее; оно также отсутствует в источниках VI и даже VII в. Riboarii совершают свое запоздалое вхождение в историю в 726–727 гг. вместе с Liber Historiae Francorum (Книгой истории франков): как раз тогда и вплоть до X в. так называются жители района Кельна, Юлиха и Бонна к западу от Рейна, а также Рургау к востоку от реки, или приблизительного местоположения древнего civitas Agrippi-nensium. Вероятно, это название происходит от какого-то военного округа на берегу Рейна, в большей или меньшей степени повторявшего соответствующую римскую административную единицу. Рипуарии никогда не составляли племени или ответвления народа франков. Сама мысль о каком-либо единстве восточных франков спорна. О Francia Rinensis (Рейнской Франкии) можно говорить в географическом смысле, как Равеннский космограф; но единственное политическое образование, о котором нам что-либо известно, — это Кельнское королевство.
Что касается салиев, то, хотя их существование и неоспоримо, почти невозможно сказать, какой именно реальности они соответствуют. Лишь немногие несомненные факты пережили сокрушительную атаку Станжера. Похоже, что данный термин обозначал политическую общность только после появления меровингской династии; впоследствии это было лишь слово из юридического лексикона или литературный синоним Francus. Автономная группа салиев, скорее всего, существовала только короткое время. Где они жили? У нас есть только два указания, одно проистекает из топонимического сопоставления салиев и Салланда на правом берегу голландского Рейна, другое обеспечивается ее локализацией в Toxiandria (Токсиандрии) — это название с трудом поддается интерпретации (ср. стр. 90) и восходит к Аммиану Марцеллину. Таким образом, давайте будем говорить о салиях лишь в связи с самыми первыми этапами переселения франков от Рейна примерно до Шельды. Впоследствии разумнее прибегнуть к более нейтральному выражению «западные франки».
Огромный археологический материал позволяет нарисовать портрет франкского воина VI–VII вв. Рядовой франк был пехотинцем; его привычное наступательное оружие очень оригинально для германского мира: метательный топор и короткий меч с единственным лезвием, реже копье; оборонительное вооружение, шлем и щит, он использовал достаточно редко; только вожди сражались верхом с помощью длинного обоюдоострого меча, как многие другие варвары. Во всей Северной и Северо-Восточной Галлии картина одинакова. Этот воин является главной опорой франкского государства; а его могила, в каком-то смысле, — характерным «ископаемым». Можно со всей настойчивостью говорить, и оправданно, о том, что франкское завоевание знаменовало собой победу Kriegerkultur (воинской культуры) над все еще глубоко гражданской цивилизацией Поздней Римской империи. Эта воинская культура, прекрасным выражением которой служат «упорядоченные кладбища»; начиная с VI в. они становятся все более многочисленными[381].
В подобном описании франкского воина принято использовать классические названия — франциска для топора, фрамея для копья и скрамасакс для меча. На самом деле эти крайне сомнительные наименования следует отвергнуть, хотя археологи нередко остаются верными им[382]. Франкский метательный топор с одним лезвием назывался francisca, то есть франкским, только в Испании; его название перешло в галльскую историографию только с VIII в. благодаря некоему подражателю Исидора Севильского. Framea встречается в античных источниках в противоречивых значениях: Тацит считает, что это копье, Исидор — меч; Евхерию были известны оба смысла; этимология определенно германская, кажется, благоприятствует версии «обоюдоострого меча». Scramasax обязан своей популярностью Григорию Турскому, использовавшему это слово один раз, пояснив, что речь идет о большом ноже; однако неизвестно, одно у него было лезвие или два. Единственное франкское оружие, название которого мы знаем точно, — это ангон, «разновидность копья или гарпуна с треугольным наконечником», но оно встречалось редко.