кулаки, и она заметила, как его с головы до ног сотрясает дрожь. Она кинулась его обнимать, когда он качнулся ей навстречу с лишенным всякого выражения лицом. – Если хочешь, чтобы я говорил, я скажу, когда дети вернутся. Лучше забрать их до темноты, – произнес он и вернулся в кабинет, закрыв за собой дверь.

Глава тридцать девятая

«Лучше забрать их до темноты…»

Он же не вкладывал в эти слова никакого тайного смысла, твердила себе Эллен, однако после них она почувствовала, что взвинчена сильнее прежнего. Ей показалось, он заточил ее в ловушку сомнений, и она сразу пошла бы за ним в кабинет, если бы на нее не накатила волна дрожи, и она заметила, что в доме ужасно холодно. Должно быть, Бен не уследил, и отопление отключилось. Усиленно дыша на сложенные ковшиком ладони, она спешно пошла в кухню.

Таймер на бойлере отключил систему вскоре после завтрака. Неужели Бен был настолько занят, что не смог включить отопление, или же он выходил из дома? Она подумала, похоже, он лепил лицо снеговику-великану за окном, хотя отметины на круглой голове никак не складывались в то, что она назвала бы лицом: она не могла понять, что именно ей напоминает рисунок, проступивший, вроде бы, еще тогда, когда скатывался снежный шар. Она подкрутила колесико, чтобы переставить таймер, и прислушалась к металлическому звяканью, сопровождавшему движение тепла по дому. Постояла у бойлера, пока не согрелась достаточно, чтобы отойти, после чего направилась в гостиную.

Елка стояла темная. Эллен включила гирлянду и заодно телевизор. Должно быть, передатчик поврежден снегом: экран показывал бесконечное падение белых хлопьев. Она понадеялась, что Кейт ошиблась насчет радио, но приемник выдал лишь помехи, непрерывное шипенье, которое силилось обрести собственный голос. Эллен сдалась и уселась слушать тишину и собственные мысли.

По крайней мере, теперь она точно знает, отчего так переволновалась, и, наверное, сумеет убедить себя, что для тревоги нет причины: какую бы тайну ни скрывал Бен, это не может быть что-то скверное, раз он настаивает, чтобы говорить при детях, только к чему вообще так секретничать? Надо бы его расспросить, но тогда она, вероятно, испортит сюрприз – она была почти уверена, что за его загадочностью скрывается мальчишеское желание чем-то их ошеломить. Но если так, почему же ей до сих пор не по себе? Ее мысли и чувства подстегивали друг друга, пока она не закрыла глаза и не опустила голову на спинку кресла. Она не поняла, что вынудило ее открыть глаза и поглядеть мимо елки на дверной проем.

Бен стоял у подножья лестницы, наблюдая за ней. Она не могла разглядеть его лицо из-за мигающих огней гирлянды, видела только размытое бледное пятно.

– Я не хотел тебя разбудить, – тут же произнес он. – Просто искал, где ты. Ты поспи, пока есть такая возможность. Я сам могу сходить за детьми.

– Я не спала, просто хотела дать отдых глазам, – ответила Эллен, но он уже поднимался обратно. – Не обязательно оставлять меня одну, если только ты сам не хочешь побыть один. Мы всегда можем поговорить.

Он остановился, а потом пошел к ней, так медленно, что стал похож на ребенка, пытающегося найти предлог, чтобы улизнуть.

– Но мы не обязаны, – добавила она, едва не засмеявшись над его сопротивлением, но все-таки удержалась. – Мы можем заняться всем, чем пожелаешь.

– Мы ничего сейчас не можем сделать, только ждать.

Он прошел мимо нее и остановился у окна, глядя на убеленный город. Его лицо было настолько невыразительным, что она подумала, он скрывает свое нетерпение.

– Пусть побудут с друзьями еще пару часиков, – сказала она.

Бен потянулся, разминая руки, и уперся ладонями в оконные стекла.

– Это можно.

Что же, черт побери, было в его ответе такое, заставившее ее содрогнуться? Только один вопрос, чтобы удостовериться, пообещала она себе.

– А это будет приятный сюрприз? – спросила она.

– Какой?

– Который ты нам готовишь.

– Готовлю вам… – как-то странно повторил он и оттолкнулся от окна. Рисунки, оставленные его ладонями на стекле, скукожились и растаяли. Они не сильно напоминали отпечатки ладоней, но она была сосредоточена на его лице, на котором застыло умоляющее выражение. – Доверься мне, – попросил он.

– Я так и делаю, Бен, ты же знаешь. – Конечно же, он дал утвердительный ответ на ее вопрос, что еще он имел в виду? Но все равно ее всю трясло. – Мне холодно, – пожаловалась она.

– Это из-за лесной тени. Она уже дотянулась до дома.

Это объяснение как-то не особенно успокаивало. Успокоило бы, если бы он посидел с ней, обнял ее, но просить об этом она не станет.

– Я иду наверх, – сказал он.

– И что ты будешь там делать, Бен? Что тебя там держит?

Он остановился в дверном проеме спиной к ней. Он стоял так неподвижно и так долго, прежде чем заговорить, что она затаила дыхание. Наконец он произнес:

– Какие ощущения у тебя были, когда ты писала сказку?

– Нашу книжку? – Вероятнее всего, в вопросе содержался ответ или же какой-то намек на него. – Я словно вспоминала то, что знала и забыла. Как будто я позволила сказке использовать меня, чтобы рассказать себя.

– Вот именно. Детям будет очень хорошо с нами, потому что мы направим их. – Он снова умолк, поставив ногу на ступеньку. – Обязательно дай мне знать, если выйдешь из дома.

– Зачем это?

– Чтобы я не думал, кто есть дома, а кого нет.

Его требование разозлило ее, однако злость испарилась перед его ответом – только еще одно чувство добавилось к ее смятению. Она слушала, как его шаги удаляются в тишине, как время от времени сдавленно поскрипывает лестница, потом вдалеке громыхнула дверь кабинета, и она вздохнула разок. Если он желает разыгрывать из себя одинокого художника, она тоже так может. Эллен рывком поднялась из кресла и, взбежав на верхний этаж, толкнула дверь кабинета.

– Я только возьму альбом.

Бен сидел за письменным столом. По белесому небу за окном в сторону леса скатывалось солнце, похожее на ледяное зеркало. Руки Бена лежали на столе, развернутые ладонями вверх, как будто, пока он не замечал, они тянулись к чему-то, на что он смотрел. В бледном свете они казались лишенными красок.

– Работай здесь, если хочешь, – сказал он.

Хотя на мансардном окне, под которым стояла ее доска для рисования, лежал толстый слой снега, она осталась бы, если бы в его голосе слышался хотя бы намек на приглашение, однако она чувствовала, что он едва сознает ее присутствие. Похоже, его больше занимало