читали отходную — Десять славословий Будде. Только Монгаку как ни в чем не бывало знай себе спал и громко храпел во сне. Когда же гибель, казалось, была уже неизбежна, он вдруг вскочил, выпрямился во весь рост на носу корабля, вперил свирепый взгляд в волны и во весь голос крикнул:

— Эй, Царь-Дракон, где ты там, слушай! Как смеешь ты столь невежливо обходиться с судном, несущим праведного монаха? Погоди, вот ужо поразит небесная кара все ваше драконово племя!

По этой ли, по другой ли причине, но только вскоре волны улеглись, и мореплаватели благополучно прибыли в Идзу.

Покидая столицу, Монгаку дал обет: «Если мне суждено вернуться в столицу и восстановить храм в Такао, значит жизнь моя сохранится. Если же это мое стремление невыполнимо, пусть смерть настигнет меня в дороге!» — и, сказав так, он вовсе отказался от пищи. Во все время пути из столицы до Идзу, как на грех, не случилось попутного ветра; судно медленно пробиралось от бухты к бухте, от островка к островку, и за все эти долгие тридцать с лишним дней Монгаку не взял в рот даже зернышка риса, однако нисколечко не пал духом и не нарушал послушания. Поистине много в нем было такого, что не под силу обычному человеку! В Идзу его отдали под надзор Кунитаке Кондо, и он поселился в глубине гор Нагоя.

10

Высочайший указ из Фукухары

Монгаку часто навещал изгнанника Ёритомо и всячески утешал его, толкуя о делах нынешних и минувших. Однажды он сказал ему:

— В доме Тайра один лишь покойный князь Сигэмори был духом тверд и умом обширен. Но в прошлом году, в восьмую луну, он скончался — верный знак, что недалек конец владычеству Тайра! Ныне ни в роду Тайра, ни в роду Минамото, кроме вас, не сыщется никого, кто был бы достоин стать сёгуном, военачальником-полководцем! Не теряйте же времени понапрасну, поднимите мятеж и возьмите под свою руку всю нашу страну Японию!

— Мне и в голову не приходили такие мысли, святой отец! — отвечал Ёритомо. — Никому не нужная жизнь моя уцелела только благодаря заступничеству покойной госпожи монахини Икэ-дзэнни, и потому единственная моя забота — ежедневно читать святую Лотосовую сутру за упокой ее души. Ни о чем другом я даже не помышляю!

Тогда Монгаку снова сказал:

— Недаром сказано: «Отвергая дары Небес, навлечешь на себя их гнев; не внемля велению времени, навлечешь на себя беду!»[429] Может быть, вы думаете, будто я всего лишь испытываю вас такими речами? Глядите же, как глубоко и искренне я вам предан! — И с этими словами он вытащил из-за пазухи человеческий череп, завернутый в кусок белой ткани.

— Что это? — спросил Ёритомо.

— Это череп вашего отца, покойного Левого конюшего Ёситомо, — ответил Монгаку. — После смуты Хэйдзи его череп валялся у врат темницы, непогребенный, и никто не молился за упокой души вашего родителя. Я, Монгаку, не без тайного умысла, выпросил этот череп у тюремщиков и все эти десять лет носил на груди. Я обходил храм за храмом, обитель за обителью, молился за его душу — отныне он на вечные времена избавлен от страданий в потустороннем мире… Теперь вы видите, что Монгаку — верный слуга не только ваш, но и вашего покойного отца!

Ёритомо не был уверен, все ли правда в речах Монгаку, но, услышав о черепе отца, невольно прослезился от переполнивших сердце сыновних чувств и стал беседовать с Монгаку более откровенно:

— Да, но как же начать восстание, не имея прощения от государя Го-Сиракавы?

— Это дело нетрудное, — отвечал Монгаку. — Я тотчас отправлюсь в столицу и выпрошу вам прощение!

— Может быть… Но ведь вы сами, святой отец, тоже наказаны государем, как же вы говорите, что испросите мне прощение? Тут концы с концами не сходятся!

— Верно, если бы я просил за себя, это и впрямь было бы невозможно. Но кто может мне помешать просить за другого? До Фукухары, новой столицы, не больше трех дней пути; еще день уйдет на то, чтобы испросить у государя-инока указ. Так что на все про все понадобится не больше семи или восьми дней! — И с этими словами Монгаку поспешно ушел.

Вернувшись в Нагою, он сказал ученикам, будто намерен тайно от всех затвориться на семь дней для молитвы в горном святилище Идзу, а сам тотчас же пустился в путь. В самом деле, на третий день он прибыл в новую столицу Фукухару и направился в дом вельможи Мицуёси[430], с которым в прошлом немного знался.

— Опальный Ёритомо в краю Идзу говорит, что, будь он прощен да имей на то указ государя Го-Сиракавы, он собрал бы своих вассалов во всех Восьми землях востока, сокрушил бы дом Тайра и вернул мир и покой стране! — сказал Монгаку.

— Видишь ли… Я сам нынче лишен всех должностей и прежних придворных званий… — отвечал Мицуёси. — Положение мое весьма затруднительно. Государь-инок тоже находится в заключении, так что боюсь сказать, удастся ли выполнить твою просьбу… Все же попробую разузнать!

И он тайно доложил обо всем государю Го-Сиракаве. Тот сразу же велел составить высочайший указ.

Преподобный Монгаку спрятал государев указ в мешочек, повесил тот мешочек на шею и опять-таки на третий день пути вернулся в Идзу. Тем временем Ёритомо не находил себе места от беспокойства. Он старался гнать от себя тревожные мысли, но против воли не мог не думать: «Монах говорил безрассудные речи. Боги, какая страшная участь теперь меня ожидает!» Но тут на восьмой день, около полудня, вернулся Монгаку и предстал перед Ёритомо. «Вот указ!» — сказал он и подал ему бумагу.

Услышав слова «высочайший указ», Ёритомо, в великом благоговении, вымыл руки, ополоснул рот, надел новую церемониальную одежду и, троекратно отвесив поклон, развернул свиток.

«В последние годы дом Тайра не почитает власть императоров, самоуправно вершит дела в государстве. Тайра вознамерились изничтожить учение Будды, свести на нет власть двора. Но страна наша — обитель богов. Мирно покоятся здесь гробницы наших божественных предков, благословение богов неизменно и вечно. Вот почему на протяжении нескольких тысяч лет, прошедших со дня основания царствующего дома, все злоумышленники, хотевшие сокрушить власть государей и причинить вред стране, всегда терпели поражение. А посему повелеваем вам, уповая на защиту богов и во исполнение нашего императорского указа, истребить врагов царствующего дома, сокрушить семейство Тайра. Вы унаследовали воинское искусство от длинной вереницы ваших предков;