Государственный деятель всегда упрощает сложную политическую ситуацию, стремясь найти наилегчайший выход из нее. И для Густава Адольфа с Фердинандом, и для многих других участников конфликта проблемы в 1630 году были в основном те же, что и в 1619-м. По их понятиям, в нем по-прежнему доминировала религия. Для Иоганна Георга возникли совершенно новые обстоятельства. На одной стороне он видел Фердинанда с его антиконституционными поползновениями, на другой — Густава Адольфа, представлявшего иностранную угрозу, а между ними — позабытые всеми интересы Германии и как империи, и как нации.

Иоганну Георгу делать выбор между Фердинандом и Густавом Адольфом было легче, чем между Фридрихом и Фердинандом. Фридрих был по крайней мере немцем. Густав Адольф же был иностранцем, интервентом, осквернителем родной земли, а в политическом отношении — Священной Римской империи германской нации. Нетрудно догадаться, какое решение мог принять Иоганн Георг. Но одно дело — принимать решения, и совсем другое — действовать.

Для лучшего понимания того, что происходило в Германии в последующие два года, надо учитывать одно исключительно важное обстоятельство. Истинным противником Густава Адольфа, что бы он ни провозглашал публично, был не Фердинанд, а Иоганн Георг Саксонский. Фердинанд был самым простым, искренним и даже деликатным из всех возможных оппонентов; он проводил свою политику честно и откровенно, безо всякого притворства; его религиозные и династические интересы ни для кого не были секретом, в том числе и для шведского короля. Он ничего и ни от кого не скрывал. Но император отстаивал дело, потерявшее после дезертирства папы свою актуальность. Фердинанд превратился лишь в географическую мишень для нападения шведского короля. Густав Адольф же хотел ни много ни мало, как увеличить физическое пространство Швеции и прибрать к рукам Балтийское побережье. Его действительными врагами были не католики, а все те, кто добивался единства Германии. А самым главным поборником единой Германии был Иоганн Георг.

Конфликтная ситуация складывалась из трех компонентов. Во-первых, не прекращалась вражда между католиками и протестантами, вылившаяся в открытое противостояние между Фердинандом и Густавом Адольфом и, несмотря на всю ее сюрреалистичность, казавшаяся среднему европейцу главной и единственной мотивацией войны. Во-вторых, разгоралось политическое соперничество между Габсбургами и Бурбонами, ставшее доминирующим в официальной политике Парижа, Мадрида и Вены. И наконец, обыкновенное неприятие немцами шведского вторжения.

Вряд ли можно сомневаться в искренности намерений Густава Адольфа. Он, подобно другим великим вождям, имел завидную склонность к самообольщению. Заступник протестантов в его собственном представлении, орудие в борьбе против Австрийского дома в представлении Ришелье, Густав Адольф на самом деле был адептом шведской экспансии в Германии. Выигрывали шведы, выигрывали протестанты, проигрывали лишь одни немцы. Иоганн Георг прекрасно разглядел эту угрозу сквозь завесы эмоций и дипломатические миражи, ослепившие Европу.

Зимой 1630 года у него неожиданно появился сподвижник, Георг Вильгельм, обаятельный, преисполненный благих намерений курфюрст Бранденбурга, проведший последние одиннадцать лет в полном смятении духа. Под влиянием своего главного министра, католика Шварценберга, кальвинистский правитель лютеранского государства старался сохранять нейтралитет. Делать это было совсем нелегко. Он был женат на сестре Фридриха Богемского и пригрел в Берлине тешу, которая непрестанно побуждала его к тому, чтобы предпринять какие-нибудь действия в защиту своего свергнутого сына. Мало того, Густав Адольф в свое время увез и женился на сестре, втянув курфюрста в протестантский альянс. Тем не менее Георг Вильгельм всеми силами пытался блюсти верность императору, полагая, что так будет лучше для династии. К своему огорчению, он не получил никаких благ от «чересчур безучастного и потому дурацкого нейтралитета», как расценил его позицию английский агент[753]. Валленштейн использовал его земли в кампании против датчан, Густав Адольф превратил их в базу для борьбы с поляками, и доведенный до отчаяния курфюрст решил, что Валленштейн, а может быть, и сам император хотят развязать войну, чтобы лишить его курфюршества[754].

В 1630 году его терпение истощилось. На встречах в Аннабурге в апреле и декабре Иоганн Георг склонил Георга Вильгельма к тому, чтобы забыть о совете Шварценберга, не ехать в Регенсбург и созвать протестантский съезд в Лейпциге для обсуждения политики Фердинанда[755].

Открывая съезд, Иоганн Георг заявил, что ассамблея преследует одну цель — установить доверительные отношения между двумя партиями ради сохранения мира в Германии[756]. Без сомнения, он надеялся на то, что союз Бранденбурга и Саксонии заставит императора пойти на компромисс, с тем чтобы они не вступили в альянс с королем Швеции. Саксонский курфюрст надеялся на это, несмотря на то что прекрасно понимал, насколько безнадежно разговаривать с Фердинандом полунамеками, и уже сам начал дипломатическую кампанию, распространяя информацию о том, что он вооружается для защиты своих земель и прав германских протестантов. 28 марта съезд в Лейпциге выпустил манифест, более похожий на ультиматум. В нем главными виновниками продолжающейся смуты в Германии назывались «Эдикт о реституции» и имперская армия лиги. Участники съезда возмущались нарушениями княжеских прав, пренебрежением конституции, бедами, которые война обрушила на страну. Если Фердинанд незамедлительно не присоединится к ним в искоренении всех этих зол, то за последствия они не отвечают. Манифест, по сути, был равнозначен объявлению войны. Документ подписали курфюрст Саксонии, его кузены, правители менее значимых саксонских княжеств, курфюрст Бранденбурга, представители Ангальта, Бадена, Гессена, Брауншвейг-Люнебурга, Вюртемберга, Мекленбурга, бесчисленное независимое дворянство, протестантская аббатиса Кведлинбурга, посланники Нюрнберга, Любека, Страсбурга, Франкфурта-на-Майне, Мюльхаузена и менее независимых городов Швабии[757].

Бесспорно, Иоганн Георг желал добра Германии. Он вместе с коллегой из Бранденбурга встал на защиту протестантизма и конституции, и их поддержало большинство протестантов. Наконец, в одном строю оказались и кальвинисты и лютеране. Даже герцоги Мекленбурга и ландграф Гессена, союзники шведского короля, подписав манифест в Лейпциге, продемонстрировали тем самым, что они не считают невозможным урегулировать германские проблемы без иностранного вмешательства. Безусловными союзниками Густава Адольфа оставались Магдебург, герцог Померании и Фридрих Богемский. Позиции Иоганна Георга были сильны, как никогда.